Неизвестен Автор - В Мраморном дворце

Дядя Вилли выглядел очень моложаво, несмотря на то, что в те времена ему было 59 лет. Королева Александра была очень красива и тоже выглядела моложе своих лет. У нее была фигура, как у молодой девушки. В первый раз мне пришлось видеть ее за шестнадцать лет до этого, когда в 1894 году она приезжала в Петергоф на свадьбу великой княгини Ксении Александровны.

Она очень много снимала тогда, и, несмотря на длиннейшую катушку для снимков, этой катушки все-таки нехватило. Королева Александра была в сильной степени глуха и с ней было трудно разговаривать.

Во дворце, на лестнице, я встретился с очень симпатичной и веселой принцессой Викторией, дочерью Эдуарда VII. Ее окружали, тоже веселые и оживленные, мои греческие двоюродные братья, Николай и Андрей.

Поместили меня в прекрасной комнате. По утрам мы все вместе пили кофе в столовой: тетя Оля, король, королевичи, их жены и я. Тетя Оля сама разливала кофе. Все греческое семейство было очень дружное и жило в мире и согласии.

Королева Александра и принцесса Виктория каждый день завтракали с нами во дворце. После завтрака мы все, в нескольких автомобилях, катались по Корфу. Это исключительной красоты остров. Каждый день мы ездили по живописнейшим местам. Обыкновенно я сидел в автомобиле, которым правил королевич Андрей. Несмотря на сильную близорукость, он правил прекрасно. На Корфу местность очень гористая и нам все время приходилось ехать по горным дорогам, с очень крутыми поворотами, которые зачастую невозможно было взять сразу и приходилось давать задний ход. При этом автомобиль приближался к краю обрыва и тетя Оля боялась. Король греческий и королева английская обычно ехали впереди нас.

Обедали мы ежедневно на яхте "Виктория и Альберт". Мужчины надевали к обеду смокинги, а дамы - вечерние платья. Один лишь король бывал в английской адмиральской форме, в короткой вечерней куртке со звездой ордена Подвязки. К пристани, перед дворцом, подавался английский военный катер, на котором мы и ехали на яхту; он же отвозил нас обратно.

В столовой яхты накрывался длинный стол, украшенный цветами. Один из английских придворных держал в руках папку с воткнутыми в нее карточками, с обозначением имен приглашенных, и указывал им, куда садиться. В первый же вечер я спутал свое место и сел не туда, отчего вышел небольшой конфуз случилось это от моей чрезмерной стеснительности.

К обеду мы шли торжественно, ведя под руку каждый свою даму, под звуки греческого и английского гимнов, - и так бывало каждый день. Лакеи были одеты в красные ливреи, были подтянуты и стилизованы.

После обеда почти все усаживались за бридж, но так как я не играл, то мне приходилось разговаривать с английскими придворными.

Королеве Александре пришлось спешно уехать с Корфу, когда она получила известие о серьезной болезни Эдуарда VII. Она успела вернуться в Англию перед самой смертью английского короля.

Мне кажется, что мы все еще были на Корфу, когда пришла весть о его смерти. Вскоре после этого мы с тетей Олей переехали в Афины.

Я очень был дружен с библиотекарем короля, Стюкером, и часто заходил к нему. Он был забавный и веселый. Я знал его еще с 1898 года, когда, будучи воспитателем моих двоюродных братьев, Андрея и Христофора, он в первый раз приехал в Россию. Когда тетя Оля приезжала в Россию, она и ее семья считались гостями Государя. Поэтому, Стюкер, в каждый свой приезд, получал орден, а так как он одно время приезжал каждый год, то у него накопилось несколько русских орденов. Он много видел на своем веку; в России он гостил не только у нас, но и у Государыни Марии Федоровны, в Гатчине, и у великого князя Сергея Александровича, в имении Ильинское, под Москвой. Дядя Сергей подарил Стюкеру красивую посеребренную дугу для троечной запряжки. Он также бывал в Дании, у короля и королевы Датских, знал много интересного и умел занятно рассказывать.

Когда я вернулся в Петербург, через несколько дней после моего приезда в Мраморном дворце состоялся консилиум врачей. Они нашли, что состояние моего здоровья не позволяет мне служить в строю и направили меня в Оренбургскую губернию пить кумыс. Мне пришлось поехать к Государю и просить его отпустить меня в бессрочный отпуск. Я приехал к нему в воскресенье, до обедни, и он отпустил меня. Вернувшись домой, в Павловск, я сразу же пошел в церковь, отец был уже там. Я подошел к нему и сказал, что Государь отпустил меня в бессрочный отпуск. Мне показалось, что отец был не в духе и что мое сообщение было ему не по душе.

На следующий день я поехал в полк и доложил старшему полковнику Г. И. Шевичу (полк. Воейков в это время был в отпуску), что Государь отпустил меня в бессрочный отпуск. Шевич тоже остался недоволен.

В это время у нас дома часто говорили о корнете Кавалергардского полка, князе Багратион-Мухранском. Он приезжал к нам в Павловск и катался на лодке с сестрой Татианой. Все были от него в восторге. Татиана и Багратион влюбились друг в друга и решили жениться. Но отец и матушка были категорически против этой свадьбы, так как Багратион считался не равного с Татианой происхождения. Отец потребовал, чтобы Багратион покинул Петербург. Тогда Багратион уехал в Тифлис, в ожидании прикомандирования в Тегеран, к казачьей части, бывшей в конвое у шаха Персидского. Татиана была в отчаянии и серьезно заболела. У ней болела спина от удара, который она получила, катаясь в Павловске на санках, привязанных к розвальням. На нее налетел бар. Буксгевден, преподаватель немецкого языка моих братьев и большой их приятель. Татианино горе совпало с ее болезнью. Она долго лежала и не могла ходить. Зимой ее выносили на балкон, греться на солнышке.

В комнате с пилястрами, в которой жила Татиана, висел образ Божьей Матери, в профиль, в синем покрывале. Императрица Мария Федоровна, супруга Павла I, любила молиться перед этим образом и скопировала его. Копия висела в другой комнате. Татиана заметила, что молитвы исполняются, когда перед этим образом помолишься. Она молилась, чтобы Багратион вернулся и они поженились. Отец сказал Татиане, что она должна знать, что по закону этот брак недопустим. В семействе стали подниматься голоса о желательности изменения этого закона, и Государь сказал матушке: "Я три месяца мучился и не мог решиться спросить мама, а без ее санкции я не хотел предпринимать что-либо. Наконец, я ей сказал про Татиану и Багратиона, о предполагаемых семейных советах для решения этого вопроса и о возможном изменении закона. Я боялся, что она скажет, а она ответила (при этом Государь изображал, как Мария Федоровна говорит своим низким голосом): "Давно пора переменить". Напрасно я три месяца мучился".

Матушка очень грустила о Татиане и не знала, что придумать, чтобы ей доставить удовольствие. Она послала свою камерфрау, Шадевиц, купить для Татианы книжку о Грузии. Ей дали единственное, что было: маленькую беленькую брошюру грузинолога проф. Марра: "Царица Тамара или время расцвета Грузии. XII век". Проф. Марр в ней защищает царицу Тамару от общепринятого о ней понятия, будто она была не строгих правил, и повествует о том, как никогда, ни до, ни после, Грузия не доходила до такого расцвета во всех областях своей жизни: поэзии, музыки, строительства и государственного управления. Он отмечал нищелюбие царицы, ее заботу о церквах, которые она снабжала книгами, утварью, ризами...