Джеймс Миченер - Гавайи: Миссионеры

– И пусть остается снаружи! – рявкнул им вслед Эбнер. В два часа ночи Урания Хьюлетт проснулась, а в пять утра перерывы между схватками уменьшились и составляли теперь не более полутора минут. Женщины, прислушивающиеся к звукам в хижине, пророчески объявили:

– Скоро она родит.

Эбнер, едва различающий буквы усталыми глазами, но все ещё упорно листающий свою заветную книгу, пришел к тому же выводу. Однако следующие полчаса он провел в особых мучениях, так как не знал, что роды Урании – самые обычные. Преподобный Хейл начал судорожно изучать пугающие картинки и диаграммы, расположенные в самом конце книги, в главе: "Патологическое родоразрешение". Почему-то одна диаграмма особенно привлекла его внимание. Она называлась: "Предлежание ручки при поперечном положении плода". Быстро отыскав соответствующее место в книге, он с ужасом обнаружил, как тяжело ему придется, если плод лежит в утробе именно таким образом, как ему показалось. Вот теперь-то ему и надо было подготавливать себя к предстоящим родам, а не пугаться несуществующих отклонений. Но преподобный Хейл ничего не мог сделать, потому что Урания лежала, по-прежнему укутанная постельным бельем и тапой, а Эбнер из-за скромности не мог ни снять эти ненужные покрывала, ни попросить об этом женщину.

Итак, не придумав ничего другого, он подошел к двери, где первые полоски зари уже начинали пробиваться через пальмовые листья, и спросил у собравшихся гавайцев, где сейчас находится брат Авраам. Выяснилось, что его помощник спит. Одна из повитух сделала шаг в сторону хижины, но Эбнер так шарахнулся от неё с неподдельным ужасом, что разбудил Авраама. Тогда Эбнер обратился к товарищу:

– Брат Авраам, вам сейчас придется раздеть вашу жену, потому что час родов уже близок.

Авраам несколько секунд смотрел на приятеля непонимающим взглядом, но потом все же направился к кровати. Однако в ту же секунду возобновились его собственные родовые схватки, да с такой силой, что ему пришлось поспешно выбраться снова на улицу. Однако проблема Эбнера тоже была разрешена. В это время сестра Урания, застигнутая родами, сама начала в истерике срывать с себя одежду и молить Эбнера срочно помочь ей. Преподобный Хейл, нервно сглотнув, как школьник, и трясясь всем телом от неуместного смущения, осторожно подошел к кровати. И тут все его сомнения как рукой сняло, и он от всего сердца поблагодарил Бога за то, что предстало перед его взором:

– Спасибо тебе, о Господи! Это уж точно головка ребенка, а, значит, все идет правильно.

А снаружи, услышав первый крик родившегося ребенка, две повитухи мрачно произнесли:

– Теперь самое время дать ей настой целебных трав. Лишь бы он оказался у него под рукой!

Эбнер, занятый только что появившимся на свет мальчиком, аккуратно держал его в руках, затем, нервничая, перерезал и перевязал пуповину, а сам мысленно перебирал в уме все то, что успел прочитать в справочнике по акушерству. Разумеется, это делало ему честь. Однако, простояв с новорожденным некоторое время в темной хижине и так больше ничего не вспомнив, он вышел на улицу и передал ребенка ожидавшей женщине, которую специально пригласили сюда ещё накануне. Та, приняв мальчика из рук священника, немедленно приложила его к груди.

– Сейчас ему надо внимательно следить за состоянием женщины! – предупредила первая повитуха.

– Интересно, догадается ли он, – отозвалась вторая, – что теперь ему нужно массировать ей живот, чтобы быстрее отошел послед.

– Как ты считаешь, он согласится взять наш настой целебных трав? – продолжала первая. – И она указала на сосуд, в котором находилась та лечебная жидкость, которой в течение уже двух тысячелетий пользовались предки гавайцев для то го, чтобы останавливать кровотечение.

– Он ничего не возьмет из наших рук, – печально покачала головой вторая.

Внутри хижины Эбнер яростно перелистывал страницы справочника, которые должны были рассказать ему о том, что он должен делать дальше. Он перестелил постель, обмыл водой мать, прислушался к её дыханию, и вдруг забеспокоился, потому что с Уранией происходило нечто такое, о чем в книге не говорилось.

– Брат Авраам! – громко позвал он.

– Что такое? – еле слышно отозвался муж.

– Боюсь, что она теряет крови больше, чем полагается. Брат Авраам ничего не соображал в подобных делах, но тут же ревностно схватился за книгу, и пока двое миссионеров со всем старанием пытались выудить из своих справочников необходимую информацию, для спасения жизни роженицы, сестра Урания слабела с каждой минутой. Испытания, которые выпали на её долю, понемногу делали свое дело, и лицо женщины уже приобрело сероватый оттенок.

– Она не должна так крепко спать! – запаниковал Эбнер.

– Но что же мы можем сделать? – застонал Авраам. – О Господи! Не дай ей умереть именно сейчас!

Снаружи продолжалось обсуждение происходящего:

– Они же должны сейчас массировать ей живот, но, похоже, вместо этого они опять занялись своими разговорами.

Постепенно среди толпы, собравшейся возле хижины и простоявшей здесь всю ночь, пошел слух о том, что хрупкая белая женщина, родившая ребенка, умирает. Эта страшная мысль проникла к ним вместе с лучами утреннего солнца, ползущими по листьям кокосовых пальм, и гавайцы, для которых рождение человека считалось великой радостью, начали плакать. Они лили слезы о несчастной женщине ещё до того, как миссионеры поняли, что Урания Хьюлетт умерла от потери крови.

Уже позже, усталый и измученный Эбнер Хейл, сидя в тени дерева коу, отрешенно произнес:

– Брат Авраам, по-моему, я сделал все, чтобы спасти вашу жену.

– Такова была воля Божья, – так же печально отозвался Хьюлетт.

– И все же, – продолжал Эбнер, с силой стуча кулаком по медицинскому справочнику, – тут наверняка где-то написано то, что мы не нашли и не успели прочитать!

– Такова была воля Божья, – продолжал настаивать Авраам.

Гавайцы же, наблюдавшие за священниками, сделали свой вывод:

– Как странно иногда поступают белые люди! – сказали они.

– Они так хорошо читают, разбираются в оружии и понимают своего нового бога, – заметила одна старушка, – что, кажется, могли бы больше соображать и в том, как надо принимать роды и помогать женщине.

– Но что самое занятное, – добавил кто-то, – в Америке мужчины часто выполняют женскую работу.

Однако старая повитуха, которая больше всех критиковала миссионеров, все же вынуждена была признать:

– И даже учитывая все то, что мы сказали, дети у них рождаются хорошие.

После похорон Урании (она была одной из первых жен миссионеров, умерших в родах, или от переутомления и истощения), Эбнер договорился с местными жителями, чтобы они в течение двух месяцев позаботились об Аврааме Хьюлетте, его сыне и кормилице, пока те не смогут отправиться назад в Хану, расположенную на другом конце острова. Когда все подробности и условия были обговорены, Эбнер и проводник отправились домой по горной тропинке. Но не успели они отойти далеко, как услышали чей-то голос, настойчиво зовущий священника. Выяснилось, что вслед за ними бросился брат Авраам, который начал умолять Эбнера взять с собой ребенка.