Джеймс Миченер - Гавайи: Миссионеры

– В Лахайне наверняка найдутся добрые люди, которые сумеют позаботиться о мальчике, – отчаянно просил он.

– Нет, – заупрямился Эбнер. – Это было бы неестественно.

– Но что мне делать с ним? – чуть не плакал Авраам. Сама постановка вопроса показалась преподобному Хейлу отвратительной. Он ответил:

– Вы станете воспитывать его, брат Авраам, и вырастите из сынишки достойного сильного мужчину.

– Но я ничего не понимаю в воспитании детей, – пробор мотал брат Авраам.

– Прекратите! – вдруг рассердился Эбнер. – Ваша обязанность – учиться этому. – С этими словами он повернул отрешенного миссионера к себе спиной и подтолкнул его в сторону Ваилуку, где Хьюлетту предстояло научиться воспитывать своего ребенка. Когда нескладный миссионер удалился, Эбнер страстно произнес следующие слова, адресуя их проводнику, который, правда, так ничего и не понял из пламенной речи священника:

– Я полагаю, что если бы у него ещё тогда хватило храбрости и отваги, его жене не пришлось бы умирать. Если бы он оставался с ней в Хане и сам постарался сделать все то, что мы сделали здесь, все закончилось бы благополучно. Сестру Уранию убил этот невероятный переход через горы до Ваилуку. Бедняжка! Она ведь уже восемь месяцев отходила с ребенком!

Эти мысли навеяли на Эбнера воспоминания о собственной жене, и он испугался, что весть о смерти Урании от родов могла бы плохо отразиться на самочувствии Иеруши. Поэтому Эбнер разработал хитрый план, чтобы ничего не рассказывать своей супруге. Рассуждая об этом, он, скорее руководствовался надеждой, а не разумом:

– Пока эти печальные новости дойдут до Лахайны, пройдет некоторое время. Сам же я ничего не должен рассказывать своей любимой жене.

Итак, он вошел в тайный сговор с самим собой, и даже призвал Господа стать его свидетелем, но как только он дошел до дома, то сразу увидел, что даже локоны Иеруши как-то не так спускаются к плечам. А когда она бросилась к нему после этой первой их разлуки с момента свадьбы, Эбнер все же постарался, чтобы слова его оставались верны его же собственному договору. Однако действия всё равно выдали его, и лишь только Эбнер взглянул на супругу с пылкой любовью и страстью, она в тот же момент поняла, что произошло.

– Сестра Урания умерла! – воскликнула Иеруша и рас плакалась.

– Да, это так, – вынужден был признать Эбнер. – Но с то бой этого не произойдет, Иеруша. – В тот момент он впервые назвал супругу по имени.

Она попыталась о чем-то спросить его, но Эбнер резко схватил её за запястья и заглянул в её большие карие глаза:

– Ты не умрешь, Иеруша, я клянусь Богом, что не дам тебе умереть!

Произнеся это, он отпустил её ладони и бессильно опустился на сундук, закрыв голову руками. Через несколько секунд, поборов свой стыд, он сказал то, что считал необходимым:

– Господь оберегает нас самым таинственным и непостижимым образом, Иеруша, и хотя мысли мои могут показаться в чем-то ужасными, тем не менее, то, что я скажу – сущая правда. Господь не просто так вынудил меня присутствовать при смерти сестры Урании. Таким образом, он напомнил мне, что бы я подготовился к тому, что скоро настанет и тебе очередь ро жать. Теперь я знаю, что и как нужно делать. И я знаю даже, как следовало поступить брату Аврааму. Иеруша, теперь я действительно подготовлен, и поэтому ты не умрешь. – Он вскочил на ноги и, что есть силы, выкрикнул: Ты… не… умрешь!

В тот момент больше всего на свете ему хотелось заключить свою жену в объятия и осыпать её поцелуями, дикими поцелуями, при этом чуть ли не подвывая от избытка эмоций, как поступают животные на лугу, там, на далекой ферме. Но он не знал, как это делается, и поэтому вся его любовь выразилась в этом кратком, но весьма искреннем утверждении: "Ты не умрешь". И с тех пор, наверное, ни одна женщина на самом отдаленном острове в последние дни беременности не чувство вала себя такой уверенной, вспоминая об этом милом сердцу утверждении своего супруга.

Но если Эбнер, таким образом, обрел в своем миссионерском домике настоящую духовную победу, то в травяном дворце Маламы его поджидало полное поражение. Когда он явился к Алии Нуи для того, чтобы преподать ей очередной урок, то обнаружил, что Келоло никуда не переехал, а продолжает, как и ранее, жить вместе со своей супругой.

– Какая гнусность! – тут же вскипел Эбнер.

Двое влюбленных гигантов, которым уже перевалило за сорок, в недоумении вслушивались в слова миссионера, пытаясь понять, почему Господь так ненавидит браки между близкими родственниками, но когда красноречие Эбнера иссякло, Малама спокойно объяснила ему:

– Я уже выстроила для Келоло дом, он находится за пределами моей территории. Это очень хороший дом, но он не хочет жить там в одиночестве. Тут она расплакалась и добавила: – Он пытался жить один, и целых две ночи спал в том доме, пока тебя, Макуа Хейл, не было в Лахайне. Мне это не понравилось самой, и на третью ночь я вышла к его дому и позвала: "Келоло, иди туда, где твой дом". Тогда он пришел. Поэтому винить его не стоит, Макуа Хейл, я все сделала сама, я и буду отвечать.

– Вам никогда не стать членом нашей церкви, Малама, – предупредил Эбнер. – А когда вы умрете, вы будете вечно гореть в огне.

– Расскажи мне ещё раз об адском огне, Макуа Хейл, – попросила Малама. Ей было очень важно знать, чем все-таки она рискует. И когда Эбнер повторил свой жуткий рассказ о душах, осужденных вечно мучиться в огне, Малама задрожала и стала задавать более детальные вопросы, в то время как из глаз её текли огромные слезы.

– И ты уверен, что король Камехамеха тоже находится в этом огне?

– Абсолютно уверен.

– Макуа Хейл, однажды, когда в Лахайне останавливался католический корабль, со мной разговаривал о Боге один человек. А католики тоже горят в этом огне?

– Они вечно будут гореть, – уверенно произнес Эбнер.

– А ещё этот человек с корабля рассказывал мне, что в Индии живут такие люди, которые вообще ничего не слышали о твоем Боге.

– Малама, не называй Господа "моим" Богом. Он просто Бог, и при этом Бог единственный.

– Но когда эти люди из Индии умрут, они все тоже попадут в огонь?

– Да.

– Значит, единственные, кто не горят в этом огне, это люди, которые присоединились к твоей церкви?

– Да.

Малама победно повернулась к Келоло и, ликуя, произнесла:

– Теперь ты понимаешь, насколько страшен этот огонь. Если ты не уберешь ту каменную площадку, которую выстроил для старых богов, ты тоже можешь попасть в тот огонь и гореть в нем вечно.

– Ничего подобного! – заупрямился Келоло. – Мои боги позаботятся обо мне. Они не допустят того, чтобы я горел в огне, потому что они заберут меня в свой рай. И там я буду жить рядом с водой жизни, которая принадлежит Кейну.