Михаил Кром - «Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30–40-х годов XVI века

Можно согласиться с П. Ниче в том, что приведенный отрывок, представляющий собой настоящий апофеоз «великой государыни», полностью соответствует тенденции Летописца начала царства, прославляющего мать великого князя [423] Nitsche P . Großfürst und Thronfolger. S. 238. . Но, несмотря на тенденциозность этого источника, нет оснований ставить под сомнение фактическую основу описанных в нем событий конца 1535 — начала 1536 г., которая подтверждается кратким известием Воскресенской летописи о «пожаловании» Шигалея и данной ему великим князем аудиенции [424] ПСРЛ. Т. 8. С. 291. . А подробная роспись бояр и боярынь, участвовавших в приемах бывшего казанского хана и его жены, вероятно, основана на документальных записях 1530-х гг.

Прием Шигалея великой княгиней Еленой, безусловно, был делом необычным и выходил за рамки политической традиции (недаром аудиенции предшествовало совещание правительницы с боярами, на котором был пущен в ход решающий аргумент: «занеже еще великий государь млад» и т. д.). Возможно, в 1536 г. великая княгиня попыталась расширить сферу своего влияния, включив в него и внешнеполитические дела. Как уже отмечено выше, к концу мая — началу июня того же года относится единственная в своем роде запись в посольской книге, которая, наряду с великим князем и боярами, называет Елену в числе участников совещания о целесообразности отправки послов к королю Сигизмунду [425] Сб. РИО. Т. 59. С. 34. .

Однако каковы бы ни были внешнеполитические амбиции правительницы, на официальный уровень межгосударственных отношений они не вышли. Что касается приема Шигалея, то бывший казанский хан был вассалом («холопом», по его собственным словам) московского государя, а сама Казань еще после первого взятия ее войском Ивана III в 1487 г. считалась «вотчиной» великого князя [426] Как показал Зимин, составитель Летописца начала царства — в полном соответствии с позицией русской дипломатии середины XVI в. — считал Казанское ханство вассалом Москвы ( Зимин А. А . И. С. Пересветов и его современники. С. 36–37). . Поэтому, как справедливо считает П. Ниче, аудиенция, данная Шигалею, не нарушила принцип официального неучастия Елены во внешнеполитических делах [427] Nitsche P . Großfürst und Thronfolger. S. 239. .

Суммируя сделанные выше наблюдения, можно прийти к выводу, что, несмотря на действительно большую власть и признанный титул «государыни», полномочия Елены как правительницы были существенно ограничены. Прежде всего она не имела права принимать и отправлять посольства, заключать мирные договоры и вообще представлять Русское государство во внешнеполитических делах. Эта функция полностью оставалась прерогативой ее сына-государя, несмотря на его юный возраст.

Но и во внутренних делах сохранялась четкая грань между правительницей и государем как единственным источником легитимной власти. Все официальные акты (жалованные, указные, правовые и т. д.) выдавались только от имени Ивана IV.

Однако существовала еще одна важная сфера, в которой власть великой княгини была полной и ничем даже формально не ограниченной, а именно — контроль над придворной элитой. Думается, именно эта функция была основной в деятельности Елены в 1534–1538 гг. Как уже говорилось выше, придворная среда, расколотая местническими противоречиями, нуждалась в верховном арбитре. Эту роль и взяла на себя великая княгиня.

Один из выводов предыдущей главы заключался в том, что Елена Глинская пришла к власти в обстановке ожесточенной местнической борьбы и во многом — благодаря этой борьбе, которая позволила ей освободиться от опеки, навязанной ей покойным мужем, и, получив поддержку влиятельных сил при дворе, стать единоличной правительницей. Изменения в составе придворной иерархии, произошедшие к осени 1534 г., отразили итоги соперничества могущественных боярских кланов, с одной стороны, и родственные связи и симпатии великой княгини — с другой.

Как мы уже знаем, первыми жертвами местнической борьбы стали «чужаки» — князья литовского происхождения, в том числе дядя правительницы, князь Михаил Львович Глинский: он был арестован в августе 1534 г. и умер в заточении (15 сентября 1536 г.) [428] ПСРЛ. Т. 29. С. 28. .

В какой-то форме опала коснулась и других ближайших родственников правительницы — ее матери и братьев. Об этом сообщает краткий летописец Марка Левкеинского: «Ополелася великая княгини Елена на матерь свою, на княгиню Анну. Таго же лета братью свою поймала, да не крепко» [429] Зимин А. А . Краткие летописцы XV–XVI вв. // ИА. М.; Л., 1950. Т. V. № 1. С. 13. . Оговорка летописца о том, что «поимание» братьев великой княгини было «некрепким», позволяет предполагать, что опала в отношении их носила кратковременный и сравнительно мягкий характер (вроде домашнего ареста). Сохранились сведения о покупке кн. Михаилом Васильевичем Глинским земель в Ростовском уезде в годы правления Елены [430] В 1536/37 г. в Ростовском уезде кн. М. В. Глинский купил у Марьи, вдовы Тимофея Головина, и ее сына Богдана сельцо Ильинское с деревнями за 600 руб., а у братьев Федора, Данила, Владимира и Григория Федоровых, детей Головина — сельцо Оленино с деревнями за 460 руб. (ОР РГБ. Ф. 303. Кн. 533. Л. 681–682, 697–697 об.). Таким образом, только эти две известные нам купли М. В. Глинского, относящиеся к одному году, превысили в сумме 1000 рублей! . Но что характерно: пока она была у власти, никто из ее братьев ни разу не появился на государевой службе [431] Кн. Ю. В. Глинский впервые упоминается в разрядах на службе в августе 1538 г. (РК 1598. С. 94), его брат Михаил — в июне 1542 г. (Там же. С. 103). . Не упоминаются Юрий и Михаил Глинские и на официальных приемах, включая описанную выше аудиенцию, данную бывшему казанскому хану Шигалею в 1536 г. А боярский чин братья получили только в начале 1547 г. [432] Зимин А. А . Состав Боярской думы в XV–XVI веках // АЕ за 1957 год. М., 1958. С. 59.

Таким образом, родные братья Елены Васильевны были отстранены от какого-либо участия в государственных делах и занимали весьма скромное место при ее дворе, хотя их материальное положение, судя по упомянутым выше куплям, было весьма неплохим. Ограничение властных амбиций ближайших родственников великой княгини трудно расценить иначе, как уступку правительницы противникам Глинских в придворной среде [433] Враждебность боярской среды по отношению к Глинским ярко проявилась в составленной в 30-х годах XVI в. родословной памяти, в которой подчеркивается незнатное происхождение кн. М. Л. Глинского и невысокое положение княгини Анны Глинской (матери великой княгини Елены) при дворе Василия III. См.: Бычкова М. Е . Родословие Глинских из Румянцевского собрания // Записки Отдела рукописей ГБЛ. М., 1977. С. 104–125, особенно с. 115–116, текст «памяти» — с. 119, 121. , один из тех компромиссов, на которых держалось правление Елены.