Михаил Кром - «Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30–40-х годов XVI века

Посольский церемониал чутко реагировал на изменения в придворной иерархии: до 1536 г. князь Иван Овчина Оболенский вообще не упоминается на официальных дипломатических приемах; но уже 9 января 1536 г. ему вместе с кн. В. В. Шуйским и дьяками Ф. Мишуриным и Меньшим Путятиным было поручено встречать приехавшего на аудиенцию к великому князю бывшего казанского хана Ших-Али (Шигалея) [529] ПСРЛ. Т. 29. С. 22. Примечательно, что при описании церемонии встречи казанского «царя» кн. И. Ф. Овчина Оболенский, в соответствии с местническим старшинством, назван после кн. В. В. Шуйского, но перед дьяками. . На приеме литовского посланника Никодима Техоновского 13 августа того же года, когда великий князь звал того «к руце», «берегли у великого князя, стоячи у его места, боярин князь Василей Васильевичь Шуйской да князь Иван Федорович Оболенской Овчина. Как князь великий подал ему [посланнику. — М. К .] руку, и Никодима принял за руку князь Иван и подръжал его за руку…» [530] Сб. РИО. Т. 59. С. 43–44. .

Та же церемония повторилась 14 января 1537 г. во время приема «больших» литовских послов Яна Юрьевича Глебовича «с товарищи»: «И звал князь великий послов к руце, а стояли у великого князя, для бережениа, на правой стороне боярин князь Василей Васильевичь Шуйской, а на левой боярин и конюшей князь Иван Федорович Оболенской Овчина, да у князя у Василья стоял Иван Иванович Андреевича Челяднин, ходил у великого князя в дяди место» [531] Сб. РИО. Т. 59. С. 66. .

Посольство хана Сахиб-Гирея, принятое в Кремле 9 февраля 1538 г., отразило представления крымских властей о сложившейся на тот момент расстановке сил при великокняжеском дворе. Ханский гонец Баим передал слова своего повелителя: поскольку Сахиб-Гирей послал к Ивану IV «болшего посла, доброго своего человека», он просил, чтобы великий князь «также к нам послал своего болшего посла, доброго своего человека: князя Василия Шуйского или Овчину» [532] РГАДА. Ф. 123. Оп. 1. Кн. 8. Л. 474 об. — 475. . Не менее примечателен ответ московской стороны. Находившемуся в Крыму «ближнему человеку» Григорию Иванову сыну Совина был послан наказ, что передать хану: «И ты б царю говорил царь, господине, княз(ь) Василей Васильевич Шуйской и княз(ь) Иван Федорович у государя нашего люди великие и ближние: государю их пригоже пъри собя держати, зан(е)же государь великой, а леты еще млад…» [533] Там же. Л. 485.

Итак, на дипломатической арене в конце правления Елены Глинской ее фаворит был, так сказать, «уравновешен» князем В. В. Шуйским: в этой сфере, не менее значимой с точки зрения местнических интересов, чем воеводские назначения, представители знатнейших московских родов также не собирались уступать первенства любимцу великой княгини.

Портрет одного из самых известных государственных деятелей России «эпохи регентства» будет неполным, если наряду с военными походами и дипломатическими переговорами, в которых он участвовал, не упомянуть о его судебно-административной деятельности. В архиве Кирилло-Белозерского монастыря сохранилась правая грамота, выданная 30 января 1537 г. судьями Н. Я. Борисовым и Ф. 3. Федоровым по приговору боярина и конюшего кн. И. Ф. Оболенского старосте и крестьянам села Куликова Дмитровского уезда в тяжбе из-за спорных сенных покосов со старостой и крестьянами Голедецкого села [534] Документ сохранился в копийной книге Кирилло-Белозерского монастыря XVII в.: ОР РНБ. Ф. 573 (Собр. Санкт-Петербургской духовной академии). А 1/17. Л. 806–812 об. . 25 января указанного года князю Ивану Федоровичу был доложен судный список расследования дела в суде первой инстанции. Выслушав материалы дела, боярин не только вынес вердикт в пользу истцов, но и принял решение освободить от ответственности и от уплаты судебных пошлин приказчика Голедецкого села Матфея Щекина — на том основании, что «ему то село приказано внове» [535] Там же. Л. 811 об. . Подобная формулировка (нечасто встречающаяся в судебных документах) свидетельствует о том, что князь И. Ф. Оболенский не ограничился формальным слушанием тяжбы, а вник в существо дела и принял взвешенное решение.

Осталось рассмотреть думские пожалования последних лет правления Елены Глинской. В июле 1536 г. впервые с боярским титулом упоминается князь Андрей Дмитриевич Ростовский [536] РК 1598. С. 89. В разрядной книге редакции 1605 г. кн. А. Д. Ростовский именуется боярином уже с 1534 г. (РК 1605. М., 1977. Т. I, ч. 2. С. 248, 252). Но более надежным представляется упоминание думских чинов в разрядной книге 1598 г., восходящей к официальному «Государеву разряду», а в этой книге кн. А. Д. Ростовский в 1534–1535 гг. упоминается еще без боярского звания (РК 1598. С. 85, 87). . По-видимому, он был призван заменить в Думе своего троюродного брата кн. Александра Андреевича Хохолкова-Ростовского, который как раз весной того же 1536 г. последний раз фигурирует в источниках [537] Там же. С. 90. : как отмечено исследователями, представительство в Думе было не столько личной заслугой, сколько семейным, клановым достоянием [538] Тезис о том, что получение боярского чина являлось наследственным правом нескольких знатных семейств на протяжении XIV — первой половины XVI в., подробно обоснован Н. Ш. Коллманн. С течением времени круг таких родов, особо приближенных к престолу, менялся, но неизменным оставался сам принцип передачи думного чина от одного представителя рода — к другому (чаще всего — по боковой линии), см.: Kollmann N. S . Kinship and Politics. Chap. 2, 3. P 19, 59, 84, 119. . Но, с другой стороны, выдающийся успех одного представителя рода усиливал позиции всего клана. Так, можно предположить, что взлет карьеры кн. И. Ф. Овчины Оболенского облегчил получение думного чина троюродному брату последнего — князю Никите Васильевичу Хромому Оболенскому.

Согласно утвердившемуся в научной литературе ошибочному мнению, князь Никита Хромой якобы был пожалован в бояре в первый же год правления Елены Глинской. Так, А. А. Зимин утверждал, ссылаясь на данные Никоновской летописи, что кн. Н. В. Оболенский стал боярином уже к ноябрю 1534 г. [539] Зимин А. А . Формирование боярской аристократии. С. 48. Вслед за Зиминым это утверждение повторил В. Б. Кобрин ( Кобрин В. Б . Материалы генеалогии. С. 99. № 42). Однако это — явное недоразумение: все летописи, повествуя о начале большого похода русских войск в Литву 28 ноября 1534 г., в котором участвовал и князь Никита Васильевич, упоминают его без боярского звания [540] ПСРЛ. Т. 8. С. 288; Т. 13, ч. 1. С. 87–88; Т. 29. С. 15. . Но главное — в разряде этого похода кн. Н. В. Оболенский, 2-й воевода большого полка, назван также без думного чина [541] РК 1598. С. 85. . Время получения князем Никитой боярского титула можно установить довольно точно на основании записей в посольской книге: в феврале 1536 г. кн. Н. В. Оболенский, занимавший тогда должность смоленского наместника, упоминается там еще без думного чина, но уже 8 мая того же года он назван боярином [542] Сб. РИО. Т. 59. С. 16, 30. В разрядах первое упоминание кн. Н. В. Оболенского с боярским чином относится к июлю 1537 г. (РК 1598. С. 91). .