(Бирюк) Петров - Перед лицом Родины

- К чему это ты все, Сазон Миронович, гутаришь?

- А вот к чему, Василий Петрович, - продолжал Сазон. - Ежели я не хотел бы тебе добра, так, может, и не пришел бы к тебе. Хочу помочь тебе выпутаться из беды...

- А кто меня в нее впутал? - спросил старик.

- Ну, товарищ Меркулов, не заговаривай ему зубы, - хмуро проворчал прыщавый парень. - Они у него ведь не болят.

- Замолчь! - взвизгнул озлобленно Сазон. - Молод еще ты, Кавернов, меня учить. Вот поговорю с человеком, а тогда могешь совершать свое дело...

Парень побледнел, но сдержался, промолчал.

- Василий Петрович, - убеждал Сазон. - Пойми, тебе надо еще отвезти только сто двадцать пудов хлеба. Пойми, сто двадцать! Двести ты отвез, отвези и остальные, и все будет хорошо...

- Что ты меня, как девушку красную, уговариваешь?

- Хочу просто упредить тебя, Василий Петрович, а то беду могешь нажить...

- Какую такую беду ты мне накликаешь? - сразу же осатанел от обиды и гнева старик. - Твою мать... - Старик вовремя опомнился. Глянув на побледневшего внука, запнулся. - Знаешь что, Сазон Мироныч, не гневи ты меня. А то, ей-богу, могу тебе в морду дать. Уходи отсель подобру...

- Уйду, Василий Петрович, - как-то смиренно поднялся Сазон. - Не будь на меня в обиде. А там, гляди, твое дело. Моему друзьяку, Прохору Васильевичу, скажи, что я тебя упреждал, а ты меня не послухал.

- Плевать на тебя хотел Прохор, - кипел в гневе старик.

- Ну, прощевай! Не обижайся!

- Товарищ Меркулов, - сказал Кавернов. - Чего же вы уходите? Вы ведь понятой.

- Нет. Некогда мне, - отмахнулся Сазон. - Вон понятая у вас Щеглова.

Хмурым взглядом проводив Сазона, Кавернов строго взглянул на Василий Петровича.

- Значит, хозяин, сдавать хлеб по налогу ты не хочешь?

- Рад бы, - пожал плечами старик, - нечем уплачивать налог. Нету хлеба.

- Это точно, что нет?

- Я, конешное дело, не могу сказать, чтоб совсем его не было. На прокорм до нови есть. Лежит в амбаре.

Разговор этот был тяжелый, не предвещавший ничего хорошего. Анна Андреевна, перебирая иглы, встревоженно поглядывала на городского парня, терзавшего вопросами ее старика. Глаза ее были полны слез.

- А где у тебя хлеб-то, хозяин? - сказал Кавернов.

- Ну, вестимо где, в амбаре, я ж сказал. Где ж ему еще быть?

- Показывай! - сказал Кавернов, вставая. - Пойдем, Федор.

Второй парень, приземистый, нескладный, нехотя оторвался от скамьи.

- Пойдем! - пробасил он.

- Ванюша, - проговорил старик внуку, - пойди, милок, покажи им закрома, нехай взглянут...

Василий Петрович говорил спокойно с достоинством, не повышая голоса, но нижняя губа его мелко вздрагивала.

Когда Кавернов с Федором и Ваней вышли во двор, Василий Петрович укоризненно глянул на понятую Щеглову.

- Что ж, Груша, и ты пришла у меня хлеб отбирать? - разглядывая в своих руках шило, которое он все еще держал, сказал старик. - Али ты, дорогая, никогда от меня ничего доброго не видела? Ведь мы с тобой в молодости вместе на сиделки ходили. Эх ты, Груша, Груша!..

- Да я-то при чем, Васильевич? - растерянно проговорила тетя Груша. Чуть не насилком забрали. Говорят, пойдем, будешь понятой. Это все они, оглоеды проклятые городские, замутили тут у нас все это дело. Взбулгачили народ, говорят, надобно кулаков потрясти.

- Кулаков? - удивился Василий Петрович. - А я-то тут при чем? Разве я кулак?

- Да считают, что ты тоже навроде кулака.

- Господи Исусе-Христе, - перекрестился старик рукой, в которой держал шило. - Слыхала, старуха, в кулаки мы попали. Да что ж это такое? Иде ж правда? У меня ж сын и дочь за Советскую власть боролись...

Тетя Груша намеревалась что-то сказать, но в это время дверь с шумом распахнулась. В хату ворвался злой, распаленный Кавернов.

- Слушай, Ермаков! - завопил он, трясясь от бешенства. - Ты какого черта голову нам морочишь? Говоришь, хлеб в амбаре, а там его почти нету. Где хлеб?

- Ой, боже мой! - закрыв лицо руками, заплакала Анна Андреевна. - Что же это деется? Где ж мой сыночек Проша, хоть бы посмотрел, какую мы измывку выносим...

Это подстегнуло старика.

- Ты кто такой, что допрос мне чинишь? - гаркнул он вдруг громовым голосом. - Отвяжись, собака! А не то я тебя, - шагнул он к парню, замахиваясь на него шилом.

Побелев, как стена, парень попятился к двери и вдруг, крутнувшись, с воплем выбежал из хаты во двор.

- Ай-яй!.. - орал он во все горло. - Караул! Убивают!

- Ошалел, что ли? - выходя из хаты вслед за Каверновым, пробормотала тетя Груша. - Это он, проклятый, нарошно. Не выйдет. Шилом он тя не убил бы...

- Люди добрые! - орал у ворот Кавернов. - Убить Ермаков хотел меня. Покушение!..

На крик сбегался народ. Вскоре вокруг Кавернова собралась толпа. Парень рассказывал ей, как его чуть не зарезал ножом старик Ермаков.

- Да у него и ножа-то в руках не было, - пыталась говорить тебя Груша. - А было шило. Хомут он чинил. - Но ее никто не слушал.

Из дому вышел Василий Петрович. Толпа притихла. Старик зашагал по улице, ни на кого не глядя.

Кавернов стремглав бросился к сельсовету.

- Пришьют теперь дело старику, - сочувственно говорили в толпе. Разве ж можно такое, чтоб на власть руку поднять?

- Да не поднимал он на него руку, - горячо объясняла тетя Груша. - У него ведь в руках шило было. Разве ж можно шилом человека убить?

- Так ты иди, тетя Груша, в стансовет, - посоветовал ей казак. - А то ж он там набрешет зря на Василия Петровича. А ты скажи правду.

XXI

Прибежав в стансовет, Кавернов выдыхнул:

- Старик Ермаков чуть не убил меня.

- Да ты что? - привскочил от изумления Концов. - Чуть не убил? Как же было дело? Расскажи. Да ты садись, чего дрожишь-то?

Парень сел на стул, отер рукавом пот со лба.

- Дело было так, - тяжело дыша, начал он. - Пришли мы, значит, к Ермакову. Стал я было ему говорить, чтоб он добром вывез хлеб на элеватор, а меня перебил председатель колхоза Меркулов. "Замолчи, мол, без тебя поговорю"... Ну, я поневоле замолк. Вижу, что у него с Ермаковым одна бражка... И начал тут этот Меркулов увиваться вокруг Ермакова. А потом я осерчал на Меркулова, сказал: "Брось ты свою политику"...

- Правильно, - кивнул Концов. - Я сразу приметил, что Меркулов правый уклонист.

- А потом Меркулов ушел, - продолжал парень. - Я - Ермакову: выполняй, мол, план. А он: "Хлеба нет, а сколько есть - в закромах в амбаре". Пошли мы с Федором Цыгановым да с мальчонком глянуть в амбар, а там хлеба-то почти нет. Возвернулся я к Ермакову, говорю: "Что ты обманываешь? Хлеба-то, мол, в закромах почти нет". А старик, как бешеный, схватил со стола нож да ко мне. "Убью! - кричит. - Изничтожу проклятых!.."

- Паренек, что ж ты брехню-то разводишь? - послышался за спиной Кавернова женский голос.

Все обернулись. Это была тетя Груша.

- Почему брехню? Что ты?

- Ну, конечное же дело, брехню, - горячо заговорила старуха. - У него ж в руке-то шило было, а не нож. Сам ведь небось видал, как мы вошли к Ермаковым, старик хомут чинил...