Михаил Кром - Пограничные земли в системе русско-литовских отношений конца XV — первой трети XVI в.

Судьбы отдельных земель, входивших в Великое княжество Литовское, привлекли к себе с конца XIX в. внимание исследователей. Областные привилеи, регулировавшие отношения восточных земель с центральным правительством, стали предметом изучения М. Н. Ясинского и И. В. Якубовского, а в польской историографии этого вопроса коснулся С. Кутшеба в общем очерке государственного устройства Литвы [32]. Появились первые региональные исследования, но эта работа находилась еще в самом начале. Некоторые из них носили компилятивный характер — вроде книги И. П. Виноградова о Вязьме [33], другие же — как работы П. В. Голубовского о Смоленской и Северской землях, В. Е. Данилевича о Полоцкой земле, — были доведены только до конца XIV — начала XV в. Охватывали весь литовский период, хотя и далеко не исчерпывали своей темы, работы И. Побойнина о Торопце и Г. Бугославского о Смоленской земле [34]. Значительно полнее и тщательнее были выполнены исследования П. Г. Клепатского о Киевской земле и А. С. Грушевского о Пинском Полесье [35]. Перу последнего принадлежит также обстоятельный анализ положения городов в Великом княжестве Литовском XIV–XVI вв., их отношений к центральному правительству и местным властям [36]; эта работа и сегодня не утратила своей научной ценности.

Расширение источниковой базы, совершенствование методики исследования, наблюдаемые в литуанистике рубежа XIX–XX вв., коснулись и такой традиционной темы, как русско-литовские отношения. Работа Е. И. Кашпровского, посвященная перипетиям борьбы за Смоленск в начале XVI в. и основанная на всей совокупности сохранившихся источников, включая материалы Метрики, долго оставалась наиболее обстоятельным исследованием «смоленской эпопеи» [37].

В начале XX в. внимание исследователей вновь привлекло правовое положение православных в Великом княжестве, но теперь эта проблема анализировалась на значительно более высоком уровне. Подробнее результаты этой дискуссии, в которой приняли участие и русские, и польские ученые [38], мы рассмотрим в первой главе данной работы. Польские историки конца XIX — начала XX в. внесли заметный вклад в изучение и других сторон жизни Великого княжества Литовского, в частности, генеалогии. Здесь нужно прежде всего назвать капитальный труд Юзефа Вольфа о литовско-русских князьях [39]: по богатству собранного в нем материала (прежде всего из книг Метрики) он до сих пор не имеет себе равных. Проблемы внутренней и внешней политики Литовского государства в конце XV — первой половине XVI в. стали предметом изучения в монографиях Ф. Папэ, Л. Финкля, Л. Коланковского, О. Халецкого [40]. Всесторонний анализ положения Великого княжества в указанный период (включая отношения его с Русским государством), большой фактический материал, почерпнутый в архивах Польши и других стран, — все это придало высокую научную ценность названным работам, а очерк русско-литовской войны 1534–1537 гг. в книге Л. Коланковского до недавнего времени оставался единственным обстоятельным исследованием этих событий. Ход военных действий между Литвой и Россией с 1490-х по 1530-е гг. проанализировал Т. Корзон [41].

Достижения отечественной и зарубежной литуанистики конца XIX — начала XX в. были обобщены в курсе лекций А. Е. Преснякова по истории Западной Руси (опубликованном лишь тридцать лет спустя, в 1939 г.), содержавшем множество оригинальных и ценных наблюдений, и в «Очерке истории Литовско-Русского государства» М. К. Любавского [42]. В дальнейшем, в 20-е гг. нынешнего столетия, объем литуанистических исследований в нашей стране заметно сократился, а в 30–40-х гг. они практически прекратились. Между тем в Польше продолжали выходить статьи и книги по истории Великого княжества Литовского. Вероятно, под влиянием советско-польской войны 1920 г. прошлое отношений с Россией вызывало особый интерес. В 1922 г. вышла работа Я. Натансона-Леского о восточной границе Литовского государства в XIV–XVI вв. [43]В монографии тщательно прослеживалось изменение русско-литовской границы на фоне политических взаимоотношений двух держав, определялись территориальные потери Литвы в результате войн рубежа XV–XVI вв. Интересно, однако, что позиция местного населения, проживавшего в зоне боевых действий, не стала предметом изучения польского ученого: под его пером оно выглядело как безгласная и пассивная жертва московской агрессии. Это же относится и к работам коллег Я. Натансона-Леского — З. Скопиньской, Ф. Конечного, В. Бяловейской, исследовавших отдельные аспекты русско-литовских отношений второй половины XV в. [44]

Другим важным направлением исследований польских историков 20–30-х гг. стало изучение положения православной церкви и православных в Великом княжестве Литовском. Этой теме посвящены работы Я. Фиялека, К. Ходыницкого, А. Лапиньского [45]. Эпоха правления Ягеллонов, по мнению К. Ходыницкого, была вполне благоприятна для православия, а XVI столетие — в особенности; приверженцы «греческой» веры — настаивает А. Лапиньский — пользовались всей полнотой гражданских прав и свобод; оба исследователя видят доказательство такого положения восточной церкви в Великом княжестве в фактах бегства многих православных из России в Литву в XVI в.

В 30–40-х гг. в Польше вышел также ряд работ обобщающего характера: вопросы внутренней и внешней политики Литовского государства XV–XVI вв. на большом фактическом материале рассматривались в новых монографиях Л. Коланковского и Ф. Папэ, в книге З. Войчеховского; внутреннее состояние литовского общества анализировал В. Каменецкий [46]. Однако во всех названных работах восточным землям Великого княжества внимания практически не уделялось. На этом фоне особо выделяется капитальное исследование С. Кучиньского, посвященное судьбам чернигово-северских земель XIV — начала XVI вв. [47]Автор уточняет генеалогию местных княжеских родов, выясняет состав их владений; история «верховских» и северских уделов изучается в книге на фоне литовско-татарских и литовско-московских отношений; детально описывается присоединение этих уделов к Русскому государству на рубеже XV–XVI в. Все эти ценные наблюдения польского исследователя учтены в предлагаемой работе. Вместе с тем определенным недостатком книги С. Кучиньского является отсутствие обобщений; кроме того, автор не выявил различий в статусе отдельных черниговских и северских князей, невыясненными остались мотивы и этапы их перехода на московскую службу, в то время как религиозные причины — преследование православных в Литве — Кучиньский вслед за другими польскими учеными считает лишь официальным предлогом, умело использованным Иваном III в чисто политических целях [48].

В послевоенной зарубежной историографии наиболее интересными исследованиями, посвященными судьбам земель Литовской Руси в интересующий нас период, стали монографии Хорста Яблоновского и Освальда Бакуса, вышедшие почти одновременно в середине 50-х гг. [49]По своему замыслу и затронутым проблемам эти работы ближе всего подходят к нашему исследованию. В книге X. Яблоновского впервые в историографии проблема политической ориентации русского населения Великого княжества Литовского является предметом специального изучения. Рассмотрев вопрос о положении православной церкви в Литовском государстве XV в., автор приходит к выводу, что она в тот период не подвергалась преследованиям, политике великих князей литовских была присуща веротерпимость [50], поэтому X. Яблоновский присоединяется к мнению польских исследователей о том, что религиозные мотивы не могли побудить верховских и иных пограничных князей к переходу на московскую службу [51]; решающим фактором, вызвавшим эти княжеские «отъезды», он считает резкое возрастание в конце XV в. военного давления Москвы на восточные рубежи Великого княжества [52]. Что касается промосковских симпатий, X. Яблоновский, полемизируя с К. В. Базилевичем, полностью отрицает какое-либо движение в пользу Москвы среди русского населения Литовского государства в описываемое время [53]. Убедительность этих выводов западногерманского исследователя ослабляется, однако, тем, что проведенный им анализ положения славянских земель Великого княжества Литовского явно недостаточен: в частности, совершенно обойдены молчанием города Литовской Руси, а князья представлены как какая-то однородная масса.