Георгий Александровский - Цусимский бой

В рапорте адмирала Того приводятся цифры потерь личного состава от русского артиллерийского огня на палубах японских кораблей. И вот оказывается, что потери на крейсере «Ниссин» (флаг адмирала Уриу) составляют 83 чина экипажа этого крейсера, на броненосном крейсере «Адзумо» — 40, на броненосце «Шикишима» — 37, на броненосном крейсере «Идзумо» (флаг контр-адмирала Камимуры) — 33, на броненосце «Асахи» — 31, на броненосце «Фуджи» — 29, на броненосном крейсере «Кассуга» — 27, «Ивате», «Токива», «Асама» — по 15 и на «Якуме» — 12. Вместе с крейсерами и миноносцами потери японского флота составляют 667 человек.

В общем счёте, потери в личном составе должны быть пропорциональны количеству полученных попаданий. Нам известно также, что броненосный крейсер «Асама» получил сразу же в начале боя 12 попаданий, вышел на час из строя, а количество убитых и раненых за всё время боя на нём было только 15 человек. Поэтому мы вправе считать, что в «Ниссин» попало не меньше снарядов, чем в «Миказа», то есть не менее 30, в «Адзума» и в «Шикишима» — не менее 25, в «Идзумо», «Асахи», «Фуджи» и «Кассуга» — не менее 20, а в «Ивате», «Токива», «Асама» и «Якумо» — не менее 10. Общее количество попаданий в японские корабли со стороны русского флота будет не менее 230.

Приближённый процент попаданий со стороны русских — не менее полутора процентов.

Но при всех наших расчётах мы все приближения делали в пользу японского флота и не в пользу русской эскадры. В действительности же меткость стрельбы русских артиллеристов должна быть не только не меньше, а наоборот, выше меткости огня японских кораблей.

И автор этого труда считает своим священным долгом поклониться памяти скромных русских артиллеристов, которые с медленно стреляющими пушками, с негодными или уничтоженными с самого начала боя оптическими приборами, находясь под неприятельским огнём, который в 4 раза превосходил интенсивность собственного огня, поражаемые превосходными японскими снарядами, которые рвались на тысячи осколков, угрожаемые пожарами, критическим креном и на многих кораблях неминуемой гибелью, наконец, не видя результатов собственной стрельбы, а всё время наблюдая меткость и разрушительное действие огня японских кораблей, сумели в этих нравственно и физически худших условиях достигнуть большей меткости стрельбы, чем расхваленные нами самими японские артиллеристы.

Японцы не нуждались в собственной рекламе. Им славу создали мы, русские, а за нами и все иностранцы незаслуженно присудили им пальму первенства в стрельбе.

Автору возразят: «Хорошо, пусть русские стреляли лучше японцев, но ведь победа осталась за японцами, а русские были разбиты!»

Это случилось не потому, что русские плохо стреляли, а потому, что:

1) против двенадцати японских броненосных кораблей были противопоставлены с русской стороны только семь кораблей, которые с натяжкой были равносильны японским кораблям;

2) японская артиллерия была в среднем в 3,5 раза скорострельнее;

3) и, наконец, потому, что японские корабли были в полтора раза быстроходнее и могли диктовать позицию в бою. Они всё время обгоняли русскую эскадру, и их последний корабль был ближайшим к русскому головному кораблю. Идя впереди, они шли на пересечку курса русской эскадры и, благодаря этому, могли сосредоточить всю мощь своего огня на русском головном корабле, не мешая стрельбе друг друга. Русские, наоборот, вынуждены были заслонять цель друг другу и не могли сосредоточить своего огня по головным кораблям также из-за дальности расстояния передних японских кораблей от русских концевых.

В результате наша стрельба была рассеяна по всем судам японской линии, а огонь японских кораблей был сконцентрирован только на одних головных кораблях русской линии, которых они выбивали по очереди из строя и стреляли по ним вплоть до их трагической гибели. Если бы достигнутый русскими артиллеристами процент попаданий был сосредоточен вместо двенадцати только на шести кораблях, то, наверно, и «Миказа», и «Ниссин», и ещё какие-нибудь другие суда японского флота нашли бы свою могилу в холодных водах у острова Цусима рядом с останками храбрых русских кораблей.

Это были те реальные коэффициенты, которые схоластический ум Кладо не предвидел и не учёл.

Цусима — страшное слово для русского сознания.

«Зачем вспоминать это печальное событие — так тяжело переживать во второй раз выстраданное страдание?» — спрашивали автора одни знакомые.

«Писать о Цусиме — это значит наводить мысль лишний раз на виновников Цусимы», — возражали ему другие.

Не лучше ли забыть, не вспоминать, отслужить скромно панихиду по погибшим товарищам… «не делать из Голгофы русского флота бульварного романа». Таково было мнение, высказанное русским офицером в высоких чинах, которое является, наверно, причиной, почему эту тему избегали затрагивать офицеры Российского Императорского Флота, часть которых в многочисленных книгах, рассказах, статьях и заметках вспомнила о многих анекдотах, случившихся за долголетнюю их службу на флоте. Но бой, решивший судьбу войны и, увы, способствовавший подъёму революционного движения внутри страны и так или иначе сказавшийся на судьбе каждого из нас, — это запретная тема из-за своеобразно понимаемого чувства скорби по погибшим друзьям, по ушедшему укладу жизни.

Между тем, пока офицеры безмолвствовали, бывший матрос Новиков-Прибой не молчал. Его книга о «Цусиме» расходилась в десятках тысяч экземпляров. Для красного словца в ней Новиков не пожалел и отца. Коммунистическая власть недаром присудила ему за роман сталинскую премию. Что этой власти, чужой для русского народа, до того, что по почину Новикова русское имя топчется в грязь по всему миру? Для этой постылой власти важно, что одновременно поносится русская историческая власть. Она поощряет распространение гнусной лжи об адмирале Рожественском, которому ставится Новиковым в вину, что он не догадался, как Небогатов, забыть о присяге, о русской чести и что он не ушёл после первых потерь обратно с целью спасти корабли, не имеющие иного назначения, как только вести бой, и собственные жизни.

Не беда, если он покроет позором Андреевский флаг, тем скорее наступит падение монархии в России.

Благодаря этому роману, переведённому на многие иностранные языки, нет ничего удивительного, когда появляются в иностранной прессе такие словесные жемчужины, как приводимая ниже фраза, автором которой является видный американский журналист и военный писатель Гансон Балдуин:

«Плавание эскадры адмирала Рожественского из Балтийского моря до её разгрома у берегов Японии открыло столько примеров конфуза, косности и отсутствия морских качеств, что русский флот того времени стал мишенью насмешек моряков всего мира».