Ханна Арендт - Истоки тоталитаризма

Fainsod М. Op. cit. Особенно см. Р. 365 ff.

Ibid. Р. 93 и Р. 71. Очень характерным является то, что сообщения на всех уровнях обычно уделяли основное внимание "обязательствам, принятым перед товарищем Сталиным", а не обязательствам перед режимом, партией или страной. Ничто, вероятно, не подчеркивает более убедительно сходства двух систем, чем выдвигаемые Ильей Эренбургом и другими сталинистскими интеллектуалами оправдания своего прошлого или их рассказы о том, что они действительно думали во время Большой Чистки. "Сталин ничего не знает о бессмысленных репрессиях против коммунистов, против советской интеллигенции", "они скрывают это от Сталина", "если бы кто-нибудь рассказал Сталину об этом" и, наконец, что главным виновником был вовсе не Сталин, а соответствующий глава полиции. (Цит. по: Tucker R. С. Op. cit. P. XIII.) Нет необходимости говорить о том, что это как раз то, что вынуждены были говорить нацисты после поражения Германии.

Ibid. Р. 166 ff.

Слова взяты из восклицания "классово чуждого элемента" в 1936 г.: "Я не хочу быть преступником без преступления" (Ibid. Р. 229).

Интересен отчет ОГПУ 1931 г., подчеркивавший эту новую "полную пассивность", эту ужасную апатию, порожденную беспричинным террором против невинных людей. Отчет упоминает огромную разницу между прежними арестами врагов режима, когда "арестованного конвоировали два милиционера", и массовыми арестами, когда "один милиционер может конвоировать группы людей и последние будут послушно идти и ни один не сбежит" (Ibid. Р. 248).

Ibid. Р. 135.

Ibid. Р. 57–58. О нарастающем настроении неприкрытой истерии в этих массовых доносах можно прочитать на р. 222, 229 и далее. Об этом же свидетельствует забавный рассказ на р. 235, где говорится о том, как один из товарищей пришел к выводу, что "товарищ Сталин занял примирительную позицию по отношению к троцкистско-зиновьевской группе". Это было обвинение, которое в то время означало по меньшей мере немедленное исключение из партии. Но такой удачи не выпало. Следующий же оратор обвинил человека, стремившегося оказаться "святее" Сталина, в "политической неблагонадежности", и тот сразу же "признал" свою ошибку.

Странно, но сам Файнсод делает подобные заключения на основе массы данных, свидетельствующих об обратном. (См. последнюю главу его работы, особенно р. 453 и далее.) Еще более странно то, что данного неверного прочтения фактических свидетельств придерживается целый ряд исследователей, работающих в этой области. Конечно, вряд ли кто-нибудь из них пойдет так далеко в хитроумном оправдании Сталина, как это сделал Исаак Дейчер в своей биографии Сталина, но многие по-прежнему настаивают на том, что "безжалостные действия Сталина были… способом создать новое равновесие сил" ( Armstrong J. A. Op. cit. P. 64) и были призваны предложить "варварское, но последовательное решение некоторых базисных противоречий, присущих ленинистскому мифу" (так утверждает Ричард Ловенталь в своей очень ценной работе: World communism: The disintegrations of a secular faith. N.Y., 1964. P. 42). Есть лишь немногие исключения из этого своего рода марксистского затмения, такие, как работа Роберта К. Такера (Op. cit. P. XXVII), который однозначно утверждает, что советская "система была бы в лучшем состоянии и была бы гораздо лучше подготовлена для грядущего испытания тотальной войной, если бы не было Большой Чистки, являвшейся по своим результатам огромным губительным деянием для советского общества". М-р Такер полагает, что опровергает мой "образ" тоталитаризма, но я думаю, что это заблуждение. Нестабильность действительно является функциональной необходимостью для тотального господства, базирующегося на идеологической фикции и предполагающего также, что власть захвачена неким движением, отличным от партии. Отличительный признак такой системы заключается в том, что основные силы, материальная мощь и благосостояние страны постоянно приносятся в жертву власти определенной организации точно так же, как все фактические истины приносятся в жертву требованиям идеологической последовательности. Очевидно, что в противоборстве между материальной мощью и организационной властью или между фактом и фикцией последние могут отступить, как это произошло в России, а равно и в Германии во время второй мировой войны. Но это не может служить причиной недооценки мощи тоталитарных движений. Именно ужас постоянной нестабильности способствовал образованию системы сателлитов. Именно нынешняя стабильность Советской России, ее детоталитаризация, с одной стороны, во многом содействовали оформлению ее сегодняшнего материального могущества, но, с другой стороны, привели к утрате контроля над сателлитами.

Интересны подробности (см: Fainsod М. Op. cit. Р. 345–355) кампании 1929 г. по устранению "реакционных профессоров", проводившейся вопреки протестам членов партии и комсомольцев, а также студенчества, которые не видели "каких-либо оснований заменять прекрасных беспартийных" профессоров. Вслед за этим, разумеется, новая комиссия быстро доложила о "большом количестве классово чуждых элементов среди студенчества". Всегда было известно, что одной из главных целей Большой Чистки было создание условий для карьерного продвижения представителей более молодых поколений.

Армстронг (Op. cit. Р. 319) считает, что роль и значение вмешательства маршала Жукова во внутрипартийную борьбу "чрезмерно преувеличиваются", и утверждает, что Хрущев "восторжествовал, не прибегая к вмешательству военных", так как его "поддерживал партийный аппарат". Это утверждение не представляется верным. Верным, напротив, является то, что "многие иностранные наблюдатели", исходя из поддержки, оказанной Хрущеву армией против партийного аппарата, пришли к ложному выводу относительно устойчивого возрастания власти армии за счет партии, как будто Советскому Союзу предстояло из партийной диктатуры превратиться в военную диктатуру.

Ibid. Р. 320.

См.: Ibid. Р. 325.

Ibid. Р. 339 ff.

См.: Vardys V. S. How the Baltic Republics fare in the Soviet Union // Foreign Affairs April. 1966.

Armstrong J. A. Op. cit. P. 236 ff.

Fainsod M. Op. cit. P. 56.

Armstrong J. A. Op. cit. P. 236.

Не следует отдаваться ни прошлому, ни будущему. Необходимо пребывать всецело в современности. (Прим. пер.)

Имеется в виду История Дрейфуса, анализу которой посвящена четвертая глава настоящего исследования. (Прим. ред.)

Права и свободы, предоставлявшиеся придворным евреям в XVII и XVIII столетиях, современным историком могут восприниматься не иначе как предвестие равенства. Придворные евреи могли проживать, где хотели, им разрешалось свободно передвигаться в пределах владений своего суверена, им дозволялось носить оружие, они также пользовались особым покровительством со стороны местных властей. В действительности эти придворные евреи, характерно называвшиеся в Пруссии Generalprivilegierte Juden, не только находились в лучшем положении, чем другие евреи, все еще жившие в условиях почти средневековых ограничений, но и были более зажиточными, чем их соседи-неевреи. Уровень их жизни был гораздо выше, чем уровень жизни среднего класса того времени, а их привилегии в большинстве случаев были больше тех, что предоставлялись купцам. Такая ситуация не ускользнула от внимания современников. Кристиан Вильгельм Дом, выдающийся сторонник эмансипации евреев в Пруссии XVIII столетия, сетовал на утвердившуюся со времен Фридриха Вильгельма I практику, когда богатым евреям оказывались "всевозможные почести и поддержка", причем зачастую "в ущерб и с пренебрежением интересами усердных законных [т. е. неевреев] граждан" (см.: Dohm С. W. Uber die burgerliche Verbesserung der Juden, 1781–1783 // Denkwurdigkeiten meiner Zeit. Lemgo, 1814–1819. Bd. 4. S. 487).