Рой Медведев - К суду истории. О Сталине и сталинизме

О продуманности совершаемых Сталиным преступлений, а отнюдь не о невменяемости свидетельствует и тот факт, что Сталин в ряде случаев ограничивался в целях шантажа арестом жены или другого близкого родственника виднейшего деятеля партии и государства, но оставлял последнего на руководящей работе и продолжал встречаться с ним как в официальной, так и в неофициальной обстановке. Так в разные годы были арестованы жена Калинина, жена Молотова, брат Орджоникидзе, жена и сын О. Куусинена [455] , жена А. В. Хрулева, жена А. Поскребышева, двое сыновей Микояна, сноха Н. С. Хрущева. Обвиненный в принадлежности к «фашистскому центру», покончил самоубийством старший брат Л. Кагановича М. М. Каганович.

Надо отметить, что Сталин иногда в виде «милости» разрешал освободить того или иного родственника своих приближенных. Так, например, по просьбе Калинина его жена была освобождена за несколько недель до его смерти. По свидетельству Ю. Карякина, беседуя однажды с О. Куусиненом, Сталин спросил, почему тот не хлопочет об освобождении своего сына. «Очевидно, были серьезные причины для его ареста», – ответил Куусинен. Сталин усмехнулся и дал указание об освобождении сына О. Куусинена. Показательна и судьба А. Поскребышева, жена которого была родной сестрой жены Седова – сына Троцкого. Это не мешало Поскребышеву стать одним из наиболее доверенных людей Сталина. Позднее Сталин велел все же арестовать жену Поскребышева, но оставил его своим главным личным секретарем. Только за несколько месяцев до смерти Сталина Поскребышев был отставлен.

Все эти факты свидетельствуют о презрении Сталина к своим ближайшим соратникам, но не о страхе перед ними. Эти факты никак не вяжутся с версией о невменяемости Сталина.

Предугадать решения Сталина относительно судьбы некоторых хорошо знакомых ему людей было очень трудно. Это видно на примере С. И. Кавтарадзе, который оказал Сталину немало услуг еще в годы подполья. Однажды, рискуя собственной безопасностью, Кавтарадзе помог Сталину скрыться от агентов охранки. В 20-е годы Кавтарадзе примыкал к троцкистам и после убийства Кирова был выслан в Казань как бывший троцкист. Кавтарадзе написал письмо Сталину, утверждая, что он давно не ведет антипартийной работы. Сталин получил письмо своего бывшего друга и вернул его из ссылки. Вскоре в центральных газетах появилась большая статья Кавтарадзе – с воспоминаниями об одном из эпизодов совместной подпольной работы со Сталиным. Статья понравилась Сталину, однако других статей на эту тему Кавтарадзе не писал, он даже не стал восстанавливаться в партии и жил, не привлекая внимания. В конце 1936 года С. И. Кавтарадзе и его жена были арестованы и после жестоких истязаний приговорены к расстрелу. Кавтарадзе обвинялся, в частности, в том, что вместе с Буду Мдивани он якобы готовил убийство Сталина. Б. Мдивани был расстрелян, а Кавтарадзе долгое время находился в камере смертников. Неожиданно его вызвали в кабинет к Берии, где уже находилась постаревшая до неузнаваемости жена Кавтарадзе. Их обоих освободили. Кавтарадзе после этого работал редактором и снимал две комнаты в коммунальной квартире. Но Сталин не забыл о нем и стал часто оказывать ему различные знаки внимания. Кавтарадзе часто приглашался в Кремль на обеды к Сталину. Однажды Сталин и Берия даже навестили Кавтарадзе на его коммунальной квартире, не предупредив хозяина. Этот визит вызвал большой переполох в многонаселенной квартире. Одна из соседок Кавтарадзе упала в обморок, когда, по ее словам, увидела на пороге квартиры «портрет товарища Сталина». Обедая с Кавтарадзе, Сталин, по свидетельству Сергея Ивановича, сам наливал ему суп, шутил, вспоминал прошлое. Однако во время одного из обедов Сталин подошел к своему гостю и сказал: «А все-таки вы хотели меня убить» [456] .

Кое-кто может увидеть в этой фразе Сталина доказательство его маниакальной подозрительности. Но мы думаем иначе. Сталин прекрасно знал, что Кавтарадзе никогда не собирался его убивать. Но открыто признать это он не мог, чтобы не подвергать сомнению расстрел Буду Мдивани и других прошедших по данному делу коммунистов. Гораздо проще было «простить» одного Кавтарадзе.

Известно, что незадолго до расстрела А. Сванидзе ему передали слова Сталина, что он будет «прощен», если извинится перед Сталиным. Сванидзе отказался и был расстрелян. Все эти поступки характерны для презирающего людей тирана, но не для больного и невменяемого человека.

Обычно Сталин отклонял различного рода просьбы об освобождении тех или иных людей. Но иногда ему приходилось уступать. Решительное требование академика П. Л. Капицы об освобождении молодого физика Л. Ландау было исполнено НКВД по указанию Сталина. «По нелепому доносу, – вспоминал позднее Ландау, – я был арестован. Меня обвинили в том, что я немецкий шпион... Год я провел в тюрьме, и было ясно, что даже еще на полгода меня не хватит: я просто умирал. Капица поехал в Кремль и заявил, что он требует моего освобождения, в противном случае будет вынужден оставить институт. Меня освободили» [457] .

Капица был нужен Сталину как директор института, и он пошел на уступку. Гораздо дольше тянулось дело инженера-изобретателя. К. Ощепкова, создавшего первые советские радиолокаторы. Когда уже во время войны наше правительство приняло решение о быстрейшем создании отечественных радиолокаторов, то академик А. Ф. Иоффе в специальной записке в правительство отметил большие заслуги Ощепкова и просил о его освобождении. «Я уверен, – писал Иоффе в Саратовскую тюрьму Ощепкову, – что наше правительство по достоинству оценит ваши большие заслуги и найдет виновных. Посылаю, что мог найти у себя из продуктов, – купить ничего нельзя. Если у вас цинга, попейте настой из шиповника... Скоро буду в Москве, еще раз поставлю ваш вопрос» [458] .

Хлопоты Иоффе увенчались успехом. Ощепков был освобожден и включился в работу по своей специальности.

После советско-финской войны, а также в первые месяцы Отечественной войны Сталин «разрешил» освободить из лагерей и тюрем несколько тысяч командиров Красной Армии. Многие из них выдвинулись потом на ответственные посты. Среди освобожденных был и недавний нарком вооружений Б. Ванников, который из тюрьмы попал сразу на заседание Политбюро. Сталин сказал, чтобы он принимал дела, так как сейчас надо подтянуть оборонную промышленность. Ванников отказался. Сталин обернулся к другим членам Политбюро и произнес: «А ведь он на нас обиделся». Решением Политбюро Ванников был назначен замнаркома вооружений, а через некоторое время наркомом боеприпасов. Он не хотел снова идти в тюрьму.

Но почти одновременно с этими освобождениями Сталин в октябре 1941 года и летом 1942 года приказал расстрелять большую группу находившихся в лагерях видных командиров Красной Армии, которых он считал опасными для себя в случае неблагоприятных событий на советско-германском фронте [459] . Излишне говорить, что такое поведение не характерно для невменяемого человека, страдающего манией преследования.