Марина Могильнер - Мифы и заблуждения в изучении империи и национализма (сборник)

Однако история империи может быть и воплощением исторической парадигмы неопределенности. В VII веке византийцы наконец одержали победу над давним противником Римской империи, Ираном. Однако результатом этой победы стало незамедлительное появление в дотоле не имевшем совершенно никакой значимости регионе новой, беспрецедентной формы власти – ислама, распространившегося вскоре далеко за пределами Аравийского полуострова и едва не погубившего Византийскую империю. Почти тысячу лет спустя после этого династия Цин завоевала восточноазиатские степи и в итоге изгнала своих врагов-кочевников, под ударами которых ранее пало не одно китайское государство, в северные пределы империи. Однако спустя всего несколько десятилетий новая, совершенно беспрецедентная угроза нависла над ранее совершенно безопасными морскими границами Китая – это было вторжение европейцев, которое стало возможным благодаря революционному потенциалу промышленной революции. В случае Китая поражение было особенно горьким, поскольку первые императоры из династии Цин почти со всех точек зрения были гораздо более искусными и добродетельными правителями – конечно, по меркам их собственной системы ценностей, – нежели все другие династические правители, каких мы знаем из истории.

Оптимисты могут сказать, что в отличие от китайских или византийских имперских элит мы, сегодняшние, гораздо быстрее замечаем назревание революционных изменений. На что пессимисты возразят, что у нас есть свои интеллектуальные шоры и свои интересы в сохранении существующих институтов, что беспрецедентное по своим масштабам давление на природную среду заводит человечество в неизведанные пределы, где нас могут поджидать всевозможные опасности. Вклад историков в эту дискуссию может состоять лишь в привлечении внимания к тому прискорбному обстоятельству, что потомство редко находит у властителей империй те добродетели, какие они сами себе приписывают. В любом случае добродетель, даже в том скептическом смысле, каким наделял это понятие Макиавелли, является лишь одним из средств сохранения империи. Среди других факторов «фортуна» значит гораздо больше, чем нам хотелось бы верить [401] .

Настоящая статья является введением к книге «Империи в мировой истории: власть и политика разнообразия», в которой предпринимается попытка переосмысления стандартного нарратива перехода от империи к нации как доминирующего направления исторического развития. Наше исследование основывается на следующей гипотезе: обращение к империям на протяжении всей истории человечества позволяет лучше понять, как формируются политии, как они трансформируют себя, взаимодействуют и клонятся к закату. По сравнению с другими концептуальными подходами к изучению траекторий крупномасштабных политических организаций осмысление опыта империй представляет больше возможностей для такого анализа. Оно подрывает особые претензии нации, модерности, Европы на структурирующую и смыслообразующую роль в историческом развитии. Мир, в котором нация-государство выступает как модальная форма политической организации, является относительно недавним феноменом XX века. Он вполне может оказаться недолговечным и вовсе не обязательно прогрессивным. Обращаясь к временам Древнего Рима и первых китайских империй, выходя за пределы «Запада», наш подход выявляет множественность стратегий и практик, с помощью которых империи сдерживали или вдохновляли в своих подданных представления о принадлежности, о власти и правах. Наш подход позволяет реконструировать варианты политического воображения, формировавшегося в оппозиции империи, поверх имперских границ и внутри имперских политий. Публикуемый текст представляет основные положения книги и объясняет логику ее нарратива. Это не теоретический анализ и не дискуссия с исследователями, придерживающимися иных подходов. Мы включили в публикацию список рекомендованной литературы по истории империй, находящихся в фокусе нашего рассмотрения. В современном мире насчитывается около двухсот государств. У каждого есть уникальные символы суверенитета – флаг, место в ООН, и каждое настаивает, по крайней мере теоретически, что маленькие и большие государства равны с точки зрения международного права. Каждое правительство рассматривает себя как полноправного представителя народа, нации. Это политическое понимание часто опрокидывается в прошлое – будто вся мировая история неизбежно вела к системе национальных государств. Однако большинства стран, которые мы сейчас считаем частью современной международной системы, не существовало еще 60 лет тому назад.

На протяжении XX века и вплоть до настоящего времени усилия, направленные на то, чтобы границы наций и государств совпадали как можно более полно, неизбежно приводили к насилию и нестабильности. В 1990-х годах лидеры стран бывшей Югославии – мультиэтнического государства, образованного в 1918 году на территории распавшихся империй, а также лидеры бывшей бельгийской колонии Руанды попытались превратить государство в выражение своей «национальности». Стремление создать гомогенное национальное сообщество явилось причиной гибели сотен тысяч граждан, долго живших совместно. На Ближнем Востоке евреи, палестинцы, шииты, сунниты, курды и другие группы боролись за государственную власть и государственные границы в течение восьмидесяти лет после распада Османской империи. Очевидный, казалось бы, крах мировых империй в XX веке не привел к формированию стабильных национальных государств в Африке, Азии и на Ближнем Востоке.

И самой Европе XX век принес сложные и неоднозначные перемены в понимании государственности и суверенитета. В 1960-х годах, избавившись от своих заморских владений, бывшие колониальные державы вроде бы стали более «национальными». Однако к тому времени они уже встали на путь передачи части своих национальных прерогатив Европейскому экономическому сообществу, а впоследствии – Евросоюзу. Распад Советского Союза и его коммунистической империи породил значительное число мультиэтнических государств в Центральной и Восточной Европе, каждое – со своими слоями имперской истории. «Вновь обретшие независимость государства» – Польша, Чехия, Венгрия и другие – также стремились войти в состав ЕС, отказываясь от некоторых суверенных прерогатив в пользу того, что они считали преимуществами членства в большом политическом объединении. В то же время наиболее крупные современные мировые державы – Россия, США, Китай, Индия – являются мультиэтническими и поликонфессиональными государствами, основанными на многовековых имперских напластованиях. Каждая из них стремится управлять различиями внутри своих границ, и амбиции каждой превосходят национальный уровень.