Марина Могильнер - Мифы и заблуждения в изучении империи и национализма (сборник)

В этом выступлении я хочу задаться вопросом: что заставляет людей считать ту власть, с которой они сталкиваются, имперской властью (притом, что в сегодняшнем мире формально империй больше не существует)? Какого рода действия властей расцениваются как имперские? Как эти оценки меняются с течением времени? Эти вопросы вовсе не лишены смысла, ведь за последнее столетие в России сменился целый ряд политических режимов, которые в той или иной мере считались «имперскими» (некоторые из них сами стремились к такой оценке, другие ее опровергали). В сущности, я хочу высказать здесь несколько основных тезисов. Во-первых, понятие империи как категории практической политики постоянно переосмысливалось в течение XX века. Причинами тому были сопротивление, которое империя вызывала, и утверждение направленных против нее норм государственного суверенитета и права наций на самоопределение. Итак, практики власти, которые в наши дни люди приписывают империи, заметно отличаются от тех, что ассоциировались с империей сто лет назад, – использование этого термина в политической жизни существенно изменилось. Империя стала восприниматься как незаконная форма правления, превратилась в отрицательную характеристику, которой государства стремятся избежать, хотя иной раз к ним и пристает такой ярлык. Во-вторых, нужно понять, почему различные явления и различные по своему характеру действия властей одинаково расцениваются как имперские. В недавно опубликованной в Slavic Review статье я указываю на то, что к империи вполне применимо понятие семейного подобия в формулировке Л. Витгенштейна. Витгенштейн определяет его как подобие, присущее ряду предметов или явлений, отличных друг от друга по некоторым признакам, но обладающих достаточным числом общих свойств, чтобы их можно было объединить в одну категорию, и так или иначе связанных между собою [415] . В этом смысле империи в Евразии на протяжении XX века обладали семейным сходством. Говоря о воспроизводстве империи, я не имею в виду преемственность – этого как раз не было, были разрывы, распады связей. Более того, советская империя имела совершенно иную природу, нежели империя Романовых, точно так же, как нынешнее стремление постсоветской России утвердить свое могущество нельзя рассматривать как простое возвращение к советскому империализму. Тем не менее все эти явления и окружающая их политика каким-то образом соотносятся между собой, и мы должны понять, что их связывает. Далее я собираюсь кратко описать четыре таких механизма, которые, возможно, объединяют политику империи во всех этих режимах и в той или иной степени могут помочь нам объяснить устойчивость империи как категории практической политики в Евразии. Перечислим эти механизмы: 1) «прилипчивость», так сказать, имперской репутации как варианта плохой репутации; 2) инерция массового стремления к высокому статусу и открывающаяся в связи с этим возможность для политических лидеров легитимировать свою власть за счет укрепления национального могущества внутри страны и на международной арене; 3) преемственность интересов, идеологий и поведенческих моделей политических и бюрократических элит от одного режима к другому; 4) повторяющиеся структурные диспропорции в соотношении сил, которые подталкивают действующих лиц к движению примерно в одном и том же направлении.

Позвольте мне начать с объяснения, почему я выбрал эту проблему в качестве темы нынешнего конгресса и моего президентского выступления. Конечно, я ею занимаюсь, и потому, думаю, мне есть что сказать. Но проблема живучести империи имеет также особое значение для всей нашей ассоциации, объединяющей представителей разных дисциплин. С момента распада СССР Американская ассоциация содействия славянским исследованиям (AAASS) все время мучилась вопросом о том, что же связывает всех ее членов. Самый простой ответ, естественно, гласит: мы все занимаемся одним и тем же регионом. Однако подобный ответ порождает новые вопросы: что такое регион; зачем нужен диалог между разными дисциплинами? В сущности, это вопросы о том, кто мы такие и почему мы из года в год собираемся вместе на конгресс. Конечно, можно ответить и так: нам просто нравится встречаться со старыми друзьями. Это само по себе уже достойная цель. Однако научная ассоциация должна стремиться к тому, чтобы быть чем-то большим, нежели просто местом встречи старых друзей. Можно дать и другой ответ: AAASS дает нам возможность узнать последние новости о том, что происходит в соответствующих дисциплинах применительно к нашему региону. И это тоже достаточно веская причина для существования нашей ассоциации. Однако существует опасность, что мы как организация являемся лишь формальным объединением представителей разных дисциплин, которые редко взаимодействуют между собой. Эта проблема стоит не только перед AAASS – она присуща всем научным учреждениям, и в особенности междисциплинарным ассоциациям [416] . Любая здоровая междисциплинарная ассоциация должна способствовать формированию общего интеллектуального пространства, где мы могли бы учиться друг у друга, преодолевая границы отдельных наук. Империя – одна из таких общих тем, вокруг которой в нашей ассоциации уже образовалось некоторое междисциплинарное интеллектуальное пространство. Уже существует значительная группа историков, политологов, антропологов, литературоведов и культурологов, которые занимаются этой проблематикой. Популярность предложенной темы иллюстрируется и количеством секций на конгрессе, сформированных в ответ на мое предложение. В то же время многие из нас, обсуждая взаимосвязанные вопросы, все еще говорят за своими отдельными «столиками», редко вступая в контакт с представителями других дисциплин и специалистами по другим историческим периодам. Поэтому, выбирая тему империи и предлагая ее конгрессу в такой формулировке, которая охватывает исторические, политические и культурные аспекты империи, я надеялся стимулировать междисциплинарное общение и расширить интеллектуальное пространство нашей ассоциации.

Есть еще целый ряд достаточно важных причин, почему членам AAASS следует обратить особое внимание на живучесть имперской политики в изучаемом нами регионе. Империя играла и играет одну из главных, возможно, даже самую главную роль в формировании истории, политики и культуры региона. Более того, стремление к империи, страх перед ней, память о ней, мечты о ней продолжают определять культуру, литературу, внутреннюю и внешнюю политику в регионе. Именно империя служит основным оправданием нынешней постсоветской государственной системы. На ней строится обоснование независимости государств региона. В заявлении президента Российской Федерации Владимира Путина о том, что распад Советского Союза был «величайшей геополитической катастрофой века» и «настоящей драмой» для российского народа [417] , содержалось невысказанное предположение: сохранение советской империи было бы более предпочтительно, чем существование демократических государств Восточной Европы и тех пятнадцати государств, что сегодня существуют на бывшем советском пространстве.