Михаил Ковалевский - Очерки по истории политических учреждений России

Проникнутый этой идеей император решил воспользоваться празднествами, устроенными по случаю его коронования, чтобы внушить высшим слоям собравшегося дворянства мысль о принятии ими на себя инициативы в намеченной им реформе; но они не поддались, притворившись, будто не знают, на каких началах может быть проведена эта реформа. Тогда с целью выработки этих принципов был учрежден частный комитет, составленный из председателя государственного совета князя Орлова, министра внутренних дел Ланского и нескольких других министров и высших сановников. Между последними нужно особо отметить генерал-адъютанта Ростовцева, который играл видную роль в проведении этой великой реформы. Император лично председательствовал в первом заседании этой комиссии 3 января 1857 года и определил цель ее учреждения, сказав, что она должна рассмотреть вопрос об отмене крепостной зависимости со всех точек зрения и составить предположения о способе ее осуществления. Главная трудность этого вопроса была с принципиальной стороны хорошо изложена в докладе секретаря Левшина. Она заключалась в определении дальнейшей участи земли, занятой крепостными: следовало ли вернуть ее помещику, или же она должна была остаться в руках крестьянина и на каких условиях — в полной ли собственности или в арендном владении? как и кем должна быть возмещена собственнику в первом случае потеря им того, что он считал своей собственностью?

Прежде чем войти в детальное рассмотрение трудов, завершившихся знаменитым актом девятнадцатого февраля 1861 года, познакомимся с теми разнообразными решениями, которые поставленный выше вопрос мог получить и которые он действительно получил в различных странах света. Самым легким и простым способом снять те путы, которыми крестьянин был наследственно прикреплен к обрабатывавшейся им земле, было объявить его свободным идти, куда пожелает, или — по символическому выражению первой половины средних веков — «показать ему три дороги». В результате освобождения по указанной формуле, что весьма часто практиковалось во Франции, в Англии и в Германии вплоть до XI, XII и XIII веков, земля, прежде находившаяся во владении крепостного, неизменно возвращалась помещику. Поэтому добровольный отказ от всяких притязаний на землю был для крепостных первым и необходимым условием их освобождения.

Естественно, что все то, что увеличивало ценность земли, и, прежде всего, рост народонаселения, благоприятствовало и освобождению, так как земельным собственникам было выгодно давать свободу в обмен на землю. Нечего поэтому удивляться, что в течение XIII века, когда Европа, по новейшим исследованиям, достигла плотности населения большей, чем в три последующих столетия, отпущение на свободу в обмен на землю и с уплатой собственнику крепостных понесенных им убытков, стало явлением весьма частым. Освобожденный раб не имел другого выбора, как сделаться обычным арендатором или copy-holder; он получал тот же или какой-нибудь другой участок земли у освободившего его владельца, которому затем и сам он и его наследники вносили арендную плату деньгами или натурою в течение всей своей жизни. Такая практика, весьма распространенная во второй половине средних веков, указывала несколько иной способ для разрешения вопроса об эмансипации крепостных в России. Вместо того, чтобы обратить освобожденных крепостных в нищих, государство могло обязать помещиков оставить их на своих землях не в качестве свободных собственников, а в качестве наследственных арендаторов. Преимущественное распространение оброчной системы, т. е. системы участков, сданных в аренду за определенную из поколения в поколение вносимую арендную плату, как во Франции, так и в Польше, где эти участки до сих пор известны под названием «чинша», являлось для русского правительства поощрением к испробованию той же системы.

Но задолго до французской революции маленькая европейская страна — герцогство Савойское — убежденная доводами французских экономистов XVIII столетия в пользу освобождения крестьян с наделением их небольшими участками в собственность с успехом вмешалась в упрочение за освобожденными крепостными участков земли, которые они занимали до освобождения. Савойское правительство установило цену этих участков, по окончательной уплате которой к исходу известного числа лет последние поступали в полную собственность освобожденных крепостных. Для приобретения же средств, необходимых для этой покупки земли, крестьянам было разрешено совершать денежные займы или продавать часть их общих лугов или неразделенные земли. Дальше этого правительственное вмешательство не шло. И размер суммы, вносимой землевладельцу, как и размер причитавшихся ему процентов, устанавливались частным соглашением. Введенная в 1771 году савойская реформа дала такие блестящие результаты, что французские писатели последней четверти восемнадцатого столетия рекомендовали применение подобной же системы во Франции. И хорошо, конечно, известно, что французская революция приняла в известной мере те же принципы, объявив, что только так называемые сервитутные права, в противность правам личным или правам на личность крепостного, должны быть выкуплены заинтересованной стороной — освобожденными крестьянами. Но если такова была теория, то практика оказалась совершенно иной. Конфискация имений дворян, поддерживавших королевскую власть, и не присягнувшего духовенства и массовая эмиграция помещиков и владельцев крепостных допустили во Франции прекращение всяких платежей со стороны освобожденных крестьян, что и сделало возможным прямое превращение наследственной аренды крепостного в частную собственность мелкого землевладельца.

Нам незачем продолжать это общее рассмотрение различных решений вопроса об отмене крепостного права, ибо как вполне установлено Дониалем освободительные акты на всем Европейском континенте более или менее точно воспроизводили французский образец. Что особенно поражает социолога при общем обозрении всей медленной эволюции данного вопроса, — это полное отсутствие какой бы то ни было системы участия государства в выкупе крестьянами земель. Можно было бы, конечно, отметить некоторые исключения из этого правила, как например Болонью и Флоренцию, которые в XIII веке выкупили за свой собственный счет рабов, крепостных и наследственных арендаторов — fumanti и fideles живших на усадебных землях ленного владельца. Но размеры территории и число выкупных людей было в обоих случаях так ограничено, что эти города не могли служить образцом для чрезвычайно обширного плана, ждавшего своего осуществления в России. Итак, мы имеем право сказать, что опыт прошлого был, вообще, не в пользу ассигнования государством необходимых сумм для выкупа у собственника и его прав на крепостные земли, занятой последними.