E. Ножинъ - Правда о Портъ-Артуре Часть I

Изъ кучи людей, подъ моими ногами вырисовывалась окровавленная голова, бледное лицо, озаренное ярко-горевшими глазами и протянутая ко мне рука. Я далъ походную фляжку.

Раненый обеими руками схватилъ ее и черезъ минуту – безпомощно опустилъ ихъ:- голова неудобно легла на чьи-то огромные сапоги.

– Охъ, холодно, прикрой меня.

Раненаго била лихорадка. Я хотелъ прикрыть его шинелью. Пришлось съ большимъ усиліемъ вытащить ее изъ подъ налегшаго на него другого раненаго. Онъ не шевелился, потому что давно былъ уже трупомъ.

Мне было тяжело, обидно и жутко. Я хотелъ-было спрыгнуть, но невольно остановился на улыбающемся лице, на которое падалъ мерцавшій светъ стенного фонаря.

Улыбка! въ такой обстановке?

Перешагнувъ осторожно черезъ несколько раненыхъ, я нагнулся къ улыбавшемуся.

Нетъ! Онъ не улыбался! Это была игра света и теней.

Это былъ второй уже остывшій мертвецъ. Оскаленные зубы, полуоткрытый ротъ и безжизненные, въ точку уставленные глаза. А рядомъ стоналъ другой, тяжело раненый, съ лицомъ близко почти вплотную, обращеннымъ къ застывшему товарищу. Онъ иногда открывалъ глаза, но, видимо, не реагировалъ на окружающее.

Что долженъ былъ почувствовать этотъ страдалецъ, если по пути къ Артуру къ нему вернулось сознаніе.

Прикрывъ лицо покойнаго платкомъ, я оставилъ вагонъ.

Противъ станціи еще шелъ споръ объ отправленіи поезда.

Во мне кипело глухое негодованіе, въ ушахъ стоялъ животный ревъ и стонъ сотенъ людей, заключенныхъ въ вагоны, въ которыхъ еще недавно возился скотъ, оставившій тамъ свой следъ. Вагоны потребовали экстренно. Ихъ не успели очистить.

Проходя мимо одного медицинскаго студента, карабкавшагося въ вагонъ, я сообщилъ ему о только что виденномъ.

– Э! да у насъ много уже умерло. Много умретъ по дороге. Нужно торопить съ отправленіемъ поезда. Не можемъ ничего поделать. Требуютъ, чтобы раненымъ роздали назадъ ружья. Правда, есть легкораненые, да изволь ихъ искать. Люди устали и спятъ.

Я махнулъ рукой и отправился къ строившимся артиллеристамъ.

Черезъ четверть часа колонна тронулась въ путь. Шли форсированнымъ маршемъ.

Лишь только отошли версты две отъ станціи, дорога разветвлялась: одна направо, другая налево. Зашелъ споръ. Оказалось, что не знали, которая изъ нихъ ведетъ въ Артуръ. Невольно мне припомнилась въ детстве слышанная сказка.

Голова колонны взяла неправильное направленіе.

– Стой, стой, остановись,- вопятъ изъ середины.

Оттуда кричатъ: впередъ, впередъ, мы верно идемъ.

Началось пререканіе. Мы остановились, те не идутъ. Кричали, кричали не помогаетъ. Да и у насъ нашлись уверявшіе, что направленіе взято верно.

– Господа, да та дорога крюка даетъ и поворачиваетъ въ сторону Киньчжоу.

Подполковникъ Тахателовъ, очутившійся старшимъ, положилъ, наконецъ, пределъ безсмысленнымъ спорамъ и решилъ идти налево.

Тронулись. Обгоняли обозъ, стада, спешно гонимыя въ Артуръ. Ночь была лунная, ясная, тихая. Полная противуположность минувшей ночи. Проходя тесными улицами китайскихъ деревень, казалось, что оне необитаемы. Китайцы попрятались, ожидая японцевъ. Только десятки собакъ звонко заливались изъ-за высокихъ глинобитныхъ оградъ.

Около часу насъ догналъ лазаретный обозъ одного изъ полковъ 4-й дивизіи.

Онъ несся во весь опоръ.

Мы были въ это время на привале.

– Что. случилось?- кричитъ въ догонку подполковникъ Тахателовъ.

– Японская кавалерія преследуетъ. Все въ безпорядке спешно отступаетъ. Спешите!

Въ стороне железнодорожнаго пути прошумелъ уходившій, наконецъ, въ Артуръ санитарный поездъ.

Подполковникъ Тохателовъ немедленно отдалъ приказаніе строиться, и черезъ несколько минутъ мы, ускоривъ шагъ, быстро подвигались впередъ.

Подымаясь на одинъ изъ горныхъ переваловъ, мы услышали въ стороне Дальняго сильный взрывъ, и яркое зарево осветило дальнія высоты.

Къ разсвету 14 мая, пройдя более 50 вер., мы подходили къ станціи Инченцзы.

Измученные и голодные, не найдя на этапе пищи, улеглись мы на станціонной платформе.

Въ 6 часовъ, по распоряженію прибывшаго инженера Губанова, нижнимъ чинамъ была дана горячая пища. Офицерамъ была предложена закуска въ салонъ-вагоне, въ которомъ я еще третьяго дня, въ полномъ неведеніи, что насъ ожидаетъ въ ближайшемъ будущемъ, прибылъ на Киньчжоу.

Въ 7 часовъ на одномъ изъ поездовъ, подошедшихъ со стороны Нангалина и переполненныхъ ранеными и стрелками различныхъ полковъ, я уехалъ въ Артуръ.

Около 9 я былъ уже въ крепости.

Сумрачное, холодное и неприветливое утро царило надъ Артуромъ.

Станціонные пути загромождены прибывшими поездами. Изъ вагоновъ выносили раненыхъ и мертвыхъ.

На лицахъ всехъ встречавшихъ поезда лежала печать тревожной растерянности.

Никто не ожидалъ такой быстрой и печальной развязки на Киньчжоуской позиціи.

Прямо съ поезда я проехалъ къ своему редактору, полковнику Артемьеву.

Видъ полковника Артемьева былъ настолько встревоженный, что я не решился сразу сказать все, чему я былъ свидетелемъ.

На вопросъ: "Неужели войска въ панике отступаютъ къ эспланаде крепости"?- я уклончиво ответилъ, что войска спешно отступаютъ отъ Киньчжоуской позиціи, при чемъ вполне искренне выразилъ уверенность, что врядъ-ли они отступятъ къ самой крепости.

Въ городе царило какое-то онеменіе. Большинство непосвященныхъ наивно верило въ безусловную неприступность Киньчжоу, и паденіе его всехъ ошеломило.

На пути домой меня останавливали знакомые, и на мой осторожный утвердительный ответъ, что Киньчжоу палъ, многіе не хотели верить. А те, кто зналъ уже о киньчжоускомъ побоище и, рисуя его и бегство войскъ въ самыхъ мрачныхъ краскахъ, спрашивали, правда ли это, и что будетъ съ Артуромъ.

Я, какъ оффиціальный военный корреспондентъ въ осажденной крепости, долженъ былъ быть возможно корректнее въ сообщеніи действительнаго положенія вещей, дабы крепостное начальство не могло привлечь меня къ ответственности за распространеніе тревожныхъ слуховъ. Въ силу этого, я старался успокоить встревоженныхъ. Говоря о паденіи Киньчжоу, я сообщалъ лишь о необходимости его оставленія, умалчивая о томъ возмутительномъ безпорядке, который царилъ во время боя и при неорганизованномъ отступленіи.

Моя предусмотрительная осторожность, какъ оказалось впоследствіи, была более чемъ необходима.

Оказалось, что глубокой ночью прибылъ въ крепость другой сотрудникъ "Новаго Края", г. Купчинскій, бывшій свидетелемъ, какъ во время безпорядочнаго, вполне неорганизованнагоотступленія наши войска приняли своихъ же за японцевъ и открыли жесточайшую перестрелку. Ружейному огню подвергся и последній санитарный поездъ, шедшій съ ранеными изъ-подъ Тафашина. На этомъ поезде былъ и г. Купчинскій, человекъ молодой и крайне впечатлительный. Прибывъ въ крепость, онъ, подъ впечатленіемъ только что пережитыхъ ужасовъ, вполне правдиво передалъ все, чему былъ свидетелемъ.