E. Ножинъ - Правда о Портъ-Артуре Часть I

Передавъ коня своему вестовому Николаю Худобину съ просьбой подать его къ утру – поспешилъ я въ общество П. А. Артемьева и Веревкина, въ которомъ такъ любилъ проводить свободное отъ разъездовъ время.

Несмотря на то, что редкая беседа обходилась безъ горячихъ споровъ, въ которыхъ мне, какъ младшему годами, всегда сильно доставалось, я все-таки отдыхалъ душой въ ихъ обществе и уходилъ отъ нихъ съ обновленнымъ запасомъ душевныхъ силъ.

Миссія военнаго корреспондента, при желаніи честно и добросовестно относиться къ своимъ обязанностямъ – очень тяжела. Въ отдельной книге, подъ заглавіемъ: "Терніи военнаго корреспондента", я поделюсь съ вами, читатель, темъ, что пришлось пережить и перечувствовать, прежде чемъ получить нравственное право и завоевать возможность представить на вашъ судъ настоящую книгу.

Ночь уже давно наступила, ночь темная, звездами горящая, когда мы перешли въ беседку.

– "Какой покой кругомъ, какой просторъ впереди на глади дремлющаго океана! съ легкой восторженностью сказалъ Артемьевъ усаживаясь въ кресло: – итакъ, господа, мы будемъ ждать здесь историческаго утра.

– "Нн-да-съ, Петръ Александровичъ, будемъ ждать. Только у насъ что ни утро – все историческое. Хе, хе, хе… Вотъ эскадра уйдетъ, съ чемъ мы останемся? Говорятъ, на батареяхъ большой недохватъ въ орудіяхъ крупнаго и противоштурмоваго калибра. Некоторыя орудія, взятыя на сухопутье, эскадра отобрала назадъ. Хорошо, если эскадра овладеетъ моремъ. Надежды что-то только мало.

– "Ну, вы, Николай Николаевичъ, очень мрачно смотрите на будущее. Неужели же все вотъ такъ намъ и не будетъ везти? Побольше энергіи и уверенности въ себе. Нетъ, я верю и надеюсь, что все будетъ хорошо.

– "Я только смотрю на вещи такъ, какъ оне есть. Опытъ минувшихъ шести месяцевъ многое показалъ. Онъ показалъ полную неподготовленность флота къ активной деятельности.

– "Неужели вы считаете, что флотъ нашъ окончательно неспособенъ победить и побеждать?

– "Нетъ, нетъ, я далекъ отъ этого. Я позволяю себе указать лишь на неподготовленность флота. Победить и побеждать нашъ флотъ безусловно можетъ, но главнаго у него не хватаетъ – подготовки, а та инертность, которая царитъ во всемъ его обиходе, естъ его, какъ ржа, и ведетъ къ гибели.

– "Конечно, его нельзя считать блестяще подготовленнымъ. Но согласитесь, что русскій человекъ, благодаря своимъ удивительнымъ способностямъ, безумной храбрости и самоотверженію, способенъ на чудеса.

– "Со всемъ этимъ я совершенно согласенъ. Въ минуты жестокихъ испытаній сыны Россіи успели доказать многое. Но теперь наступили другія времена, другія условія борьбы. Одной храбрости мало: нужно знаніе и боевая подготовка.

– "Но нельзя же считать нашъ флотъ лишеннымъ просвещенныхъ офицеровъ. Среди нихъ есть масса образованныхъ и хорошо подготовленныхъ людей.

– "Конечно и безусловно – да. Но все это благодаря рутине не помешало тому, что флотъ нашъ не представляетъ вполне исправной, хорошо выверенной машины. А такимъ онъ долженъ быть для того, чтобы побеждать, или хоть не быть побежденнымъ. Кроме того, волей-неволей приходится мрачно смотреть на будущее уже потому, что у насъ нетъ флотоводца. Общій голосъ всехъ моряковъ противъ адмирала Витгефта, какъ начальника боевой эскадры. Его считаютъ безусловно неспособнымъ къ простому кораблевожденію, где же ему справиться съ боевой эскадрой? Ведь, говорятъ, онъ всю жизнь провелъ на берегу"…

Беседа на эту тему долго мешала намъ любоваться красотами артурской ночи. А ночи въ Артуре бывали дивно хороши. Какая-то особенная нежность ночной прохлады, несмотря на близость моря, иногда кристаллически чистый воздухъ, полный покой – все это замечательно бодряще и целительно действовало на организмъ и душевное настроеніе.

А настроеніе наше подчасъ, а то и днями, еще задолго до тесной блокады, было не изъ завидныхъ.

Въ конце концовъ эта, какъ и всякая наша беседа, окончилась разговоромъ на злобу дня: о Стесселе, объ этомъ кошмарномъ чудище, изводящемъ все и вся.

– Вы слышали, что Стессель вчера или на дняхъ изрекъ своимъ приближеннымъ по адресу нашей эскадры? спросилъ я.

– Нетъ! Но наверное опять какую-нибудь гнусность.

– Не знаю, гнусность это, или глупость, но во всякомъ случае ему пора бы вести себя по отношенію къ флоту корректнее.

– А что такое?

– Да не угодно ли? Возмущаясь темъ, что эскадра не выходитъ, онъ чуть не съ пеной у рта ругаетъ всехъ моряковъ отъ старшаго до младшаго. Когда же ему заметили (нашелся же такой храбрый), что суда еще не окончены починкой, что устанавливается снятая съ нихъ артиллерія – Стессель съ свойственнымъ ему цинизмомъ ответилъ: – Все это вранье! Они нарочно затягиваютъ работы, чтобы подольше посидеть въ гавани, въ безопасномъ месте. Если они еще долго будутъ такъ копаться, прикажу повернуть на нихъ орудія и огнемъ выгоню въ море. Довольно мы уже ждали!

– И вы удивляетесь? сказалъ Артемьевъ и задумался… Знаете, что я вамъ скажу: какъ алкоголикъ быстро опьяняется виномъ, такъ и слабый, неразумный и честолюбивый человекъ, неожиданно почувствовавшій силу и обаяніе огромной власти, тоже очень скоро опьяняется ею. Какъ первый, такъ и второй ненормальные субъекты, а следовательно несуразны ихъ дела и речи…

– Однако, стало довольно свежо. Смотрите, словно белое облако подымается съ моря.

Ночь была на исходе. Ранній, утренній, самый сладкій, самый укрепляющій сонъ сковалъ Артуръ. Гавань, съ ея зеркальной поверхностью, громады судовъ, Тигровый полуостровъ, Золотая гора – все, все мертвенно безмолвствовало, погружаясь въ предразсветную мглу.

Невольно каждый изъ насъ поддался гипнозу этого торжествующаго покоя земли, людей, небесъ и океана.

Все словно застыли и, точно медіумы, пристально глядели впередъ.

Вдругъ что-то сверкнуло. Еще, еще. Это въ стороне "Цесаревича". Да, надъ нимъ трепетно замерцали фосфорическимъ светомъ огоньки по гротъ-мачте. Вонъ и на "Аскольде". Тамъ на "Баяне". Дальше на "Победе", "Полтаве". На всехъ судахъ засверкали огоньки.

На мачте "Цесаревича" явственно определились несколько лампочекъ. Потухнутъ – вспыхнутъ. Все суда отвечаютъ темъ же.

Резко засвистали боцманскія дудки, оскорбительно нарушивъ девственный покой занимавшагося утра.

Три часа.

"Команде вставать!" – былъ поднятъ сигналъ. Эскадра мигомъ ожила. Люди, проснувшись, наполнили вокругъ себя все шумомъ. Словно они начали готовиться къ чему-то дельному, серьезному и нужному.

Черезъ несколько минутъ на всехъ судахъ полились стройные звуки утреннихъ молитвъ. На "Цесаревиче" оркестръ игралъ "Коль славенъ", 10,000 людей молились.