Пётр Толочко - Власть в Древней Руси. X–XIII века

И совсем невероятно видеть в убийстве Игоря некое ритуальное языческое действо, которое, будто бы, проявилось в сдирании убийцами одежд с Игоря (« И тако изъ свиткы изволокоша и(его — П.Т. )»), а также в его предсмертных рассуждениях. [496] Фроянов И. Я. Древняя Русь. — С. 293–295. Внимательное прочтение летописи не дает для такого экзотического предположения и наименьшего основания. Здесь скорее мученическая смерть благочестивого христианина от клятвоотступников, но также христиан.

« Почто яко разбойника хощете мя убити? Аще крестъ цѣловалѣ есте ко мне?» — вопрошал Игорь. Своих убийц он назвал окаянными, которые не ведают, что творят, а вече — «лукавым и нечестивым собором». Для летописца Игорь «добрый поборник отечества своего», который « съвлѣкся ризы тлѣнного человѣка, и в нетлѣньную и многострастьную ризу оболокъся Христа». [497] ПСРЛ. Т. 2. — Стб. 351–353. Не исключено, что сюжет о принятии Игорем смерти нагим и понадобился летописцу именно для того, чтобы «одеть» его в нетленную ризу Христа. « Отъ него же и вѣнцася въсприемъ мучения нетлѣнный вѣнѣчь». [498] Там же. Стб. 353.; Подчеркивая мученическую смерть Игоря летописец отметил, что его проволокли за ноги, привязав к ним веревку, от Мстиславля двора, через Бабин торжок на княж двор: «И поверзъше ужемъ за ногы уволочиша». Определенно эта подробность убийства Игоря позаимствована летописцем из Жития херсонеского святого Василия, принявшего мученическую кончину подобным образом. «Невѣрніи же разъгнѣвашася, емше его и связаша, и повергъши его за ногу влечаху и по граду біюще, и тако влачимь предаде душю». Фактически летописная фраза повторяет житийную. (См.: Верещагин Е. М. Древнейшее славяно-русское богослужебное последование на память священномучеников епископствовавших в Херсонесе Таврическом. //Очерки истории христианства Херсонеса. СПб 2009. — С. 76.).

Особый интерес для определения роли и места веча в политической жизни Руси имеет свидетельство Ипатьевской летописи 1148 г. о вече в Новгороде. Инициатором его созыва был великий киевский князь Изяслав Мстиславич, прибывший в Новгород к сыну Ярославу. В начале он устроил торжественный обед, на который через подвойских и биричей пригласил, как пишет летописец, новгородцев « отъ мала и до велика». Затем, на следующий день, велел собрать вече. « Наутрии же день пославъ Изяславъ на Ярославль дворъ; и повелѣ звонити вѣче». [499] Там же. — Стб. 370. Судя по тому, что на участие в нем собрались не только новгородцы, но и псковичи, созывал их не только вечевой колокол, но и специальные гонцы, возможно, те же самые подвойские и биричи.

Как и годом раньше в Киеве, Изяслав обратился к новгородскому вечу за поддержкой в походе на Юрия Долгорукого, который чем-то обидел новгородцев. « И рече имъ: „Се, братье, сынъ мой и вы прислалися есте ко мнѣ, оже вы обидить стрый мой Гюрги, на нь есмь пришелъ сѣмо, оставя Рускую землю, васъ дѣля и вашихъ дѣля обидъ“». [500] Там же. Вечники выразили полную готовность идти на Долгорукого, заявив при этом Изяславу: « Ты нашь князь, ты нашь Володимиръ, ты нашь Мьстиславъ, ради с тобою идемъ своихъ деля обидъ». [501] Там же.

Из содержания данного свидетельства отчетливо видно, что военный поход, в котором должно было принять участие большое число воев, требовал согласия вечевого собрания. Его решения оказались обязательными не только для новгородцев и псковичей, но, оказывается, и для карелов, представители которых в вече не присутствовали.

Еще одно вече, содержательно близкое киевским 1068, 1146 и 1147 гг. состоялось в Новгороде в 1161 г. Недовольные тем, что князь Святослав Ростиславич посадил в Новом Торжке своего брата Давыда, новгородцы потребовали лишить последнего стола. Святослав выполнил волю новгородцев, но они, как пишет летописец, не удовлетворились этим. Собрав новое вече «на Святослава», они преступили « хрестьное цѣлование к Ростиславу(великому князю киевскому — П.Т. ) и къ сынови его Святославу». [502] Там же. Князь находился на городище, когда к нему прискакал гонец и объявил о волнениях в городе и о намерениях людей пленить его. Что в действительности и случилось. Восставшие новгородцы « емше князя запроша в истопкѣ, а княгиню послаша в монастырь, а дружину его исковаша, а товаръ его разъграбиша и дружины его». [503] Там же.

Ю. Гранберг отнес эти собрания новгородцев к категории веч-мятежей, утверждая, что для составителя Ипатьевской летописи одним из значений слова «вече» был мятеж или события с ним связанные. [504] Гранберг Ю. Вече в древнерусских письменных источниках. — С. 42–43. По существу, здесь автор развивает мысль М. А. Дьяконова, полагавшего, что «в случае разногласий, а особенно в разгар борьбы партий, совещания на вечах принимали совершенно беспорядочный характер, сближавший вечевые собрания с брожением мятежной народной толпы» ( Дьяконов М. А. Очерки. — С. 124).

Вряд ли это корректно. Веча действительно нередко заканчивались мятежами, но, определенно, не были тождественны им. Сначала сходка, обращение к вечникам и объявление им какого-то решения, а затем уже взрыв народного негодования. Такая последовательность имеет место даже тогда, когда веча как бы заранее запрограммированы на злонамеренные действия. Как, к примеру, полоцкое 1159 г. « Том же лѣтѣ светъ золъ свещаша на князя своего полочане на Ростислава на Глѣбовича, и тако приступиша хрестное цѣлование». [505] ПСРЛ. Т. 2. — Стб. 49Ф-495. На этом совете был обсужден план: пригласить князя на братчину и там его пленить. Он не удался, поскольку из города отправился навстречу князю его детский и предупредил об опасности. « Не ѣзди, княже, вѣче ти въ городѣ, а дружину ти избивають, а тебе хотять яти». [506] Там же. Похожая расправа бояр готовилась в 1230 г. по отношению к Данилу Галицкому. Его пригласили на пир в загородный замок Вишню, чтобы там убить. Данило был уже на пути, когда навстречу ему прискакал посол от тысяцкого Демяна и предупредил об опасности. Как и в Полоцке, в Галиче коварный план убийства князя был замыслен в боярском совете.

Из летописного текста следует, что совет зол или вече собрали не рядовые полочане, а имущие, которые предполагали пленить князя на братчинном пире. В том совете были не только противники князя, но и сторонники («бяху приятеле Ростиславу»), которые предупредили его (видимо через его детского) о надвигающейся опасности.

Кроме больших общегородских вечевых сходок в летописи содержится значительное число известий о вечах менее масштабных, собиравшихся во время военных действий, будь-то осада города или военный поход. Таким, в частности, было владимиро-волынское вече 1097 г. Оно собралось во время осады Владимира войсками Володаря и Василька Ростиславичей для того, чтобы потребовать от Давыда Игоревича выдачи галицким князьям его злых советчиков Туряка, Лазаря и Василия. Как и в Новгороде, созвал их на вече колокольный звон. « И созвониша вѣче, и рекоша Давыдови людье на вѣчѣ: „Выдай мужи сия“». [507] Там же. — Стб. 242. При этом они пригрозили князю, в случае отказа, открыть « ворота городу».