Виктор Мануйлов - Иду на вы!

Возвращаться в Киев не имело смысла. Но знать, что там происходит было необходимо, чтобы окончательно решить, что делать дальше и в какую сторону направлять своих коней. Для этого раб-Эфра послал в Киев разведчиков. Но еще до их возвращения понял, что Святослав не просто вошел в свой стольный град, а вошел с мечом: слышался далекий ликующий трезвон колоколов, по дорогам пылили княжеские гонцы, неся повсюду вести, о содержании которых не трудно было догадаться. А едва стемнело, из киевских ворот потекла огненная река в сторону Священной Рощи, и сразу же после полуночи огромное пламя костра осветило окрестности – и это лишний раз подтверждало, что Киев взят штурмом.

Подробности раб-Эфру не интересовали. Он помнил их с детства, когда войско дейлемитов, прорвавшись через Дербентский проход между морем Хазарским и горами Мрака, штурмом взяли бывшую столицу Хазарии Семендер, расположенную на берегу Терека, оставляя в живых лишь мальчиков и девочек, которых можно с выгодой продать в рабство на невольничьих рынках Багдада. Вся семья раб-Эфры погибла или попала в плен. Ему повезло: он пас своих коз на берегу Терека в нескольких милях от города, и когда враги начали штурмовать его, ушел вместе с другими пастухами в горы, а затем вернулся на пепелище. Дальше был путь в Итиль, где жил его дядя, учеба в иудейском хедере, в котором его отличали как одного из самых способных учеников и, в то же время, чаще других секли и сажали в «яму искупления» на хлеб и воду только за то, что его мать не была родом из колена Израилева. Потом служба толмачом и переписчиком при дворе каганбека, издевки истинных иудеев, членство в тайной общине караимов. Случались походы на север и в сторону Таврии, штурмы городов, резня – обычная картина любой войны. Вряд ли она могла стать другой в Киеве. Ждать было нечего, надеяться не на кого, и Раб-Эфра со своим небольшим отрядом покинул прибрежные заросли и двинулся на восток.

Он не скрывал от своих людей ни планов своих, ни намерений. А планы были такими: добраться до Саркела раньше, чем туда долетит молва о Святославе. Посылать кого-либо вестником о случившемся в Киеве, тем более отправляться в Итиль самому к каганбеку Иосифу с сообщением, не имело смысла. Это все равно что лезть в пасть крокодила, ибо существовал закон, по которому принесший плохую весть должен совершить акт самоубийства, потому что убийство было бы страшным не только по своей жестокости, но и по последствиям, обрушивающимся на семью вестника. А это, в лучшем случае, рабство. Тем более что он, Аарон раб-Эфра, обманулся в своих ожиданиях относительно времени, которое потребуется Святославу, чтобы добраться до Киева, следовательно, обманул наместника, что само по себе карается смертью. Хотя вряд ли сыщется свидетель его разговоров с наместником, но тот факт, что он, раб-Эфра, сумел избежать мечей русов, уйти живым и невредимым со своими людьми, будет расценен как предательство своего хозяина, следовательно, на снисхождение рассчитывать не приходится, ибо справедливы законы Моисеевы, полученные им от Всеблагого на горе Синай, записанные в Библии, но извращены они по произволу книжников и фарисеев, судей и князей Израиля в их стремлении подчинить себе не только соплеменников, но и все народы, окрест обитающие.

Оставалось лишь одно: уходить на юг, в Тавриду, где давно обосновалась весьма многочисленная община караимов, почитающих Библию. Они своего не выдадут. А разбитые горшки пусть склеивают другие – с него хватит.

Малое время спустя после освобождения Киева от власти хазар прискакал гонец на взмыленном коне и принес весть, что караван судов княгини Малуши с детьми миновал излучину Днепра при впадении в него Припяти и завтра, если на то будет воля богов, должен прибудет в Киев.

Князь Святослав тут же приказал снарядить три самых поспешных ладьи и с частью молодшей дружины отправился встречать жену и сыновей.

А в Киеве, между тем, не прекращалась под руководством княгини Ольги работа по приведению города в порядок после минувших пожаров и погромов. Особенно детинца. Из него выбрасывали вещи, которыми пользовались предыдущие хозяева: бухарские и персидские ковры, занавеси из китайского шелка, обивку из византийского аксамита, складывали все ценное в кладовые, чтобы потом продать на рынке; скребли с песком полы, отмывали стены и потолки, окна, лестницы и даже двор, наполняли княжеские палаты мебелью и посудой из Вышгорода.

Княгиня Ольга волновалась, как никогда. Да и то сказать – если на то будет воля Иисуса Христа, то не сегодня, так завтра-послезавтра она увидит своих внуков, прижмет их к груди. Как истосковалось ее тело по нежному детскому теплу, как давно она не целовала младенческие ручки, щечки, попки. Ей дано было родить лишь одного сына, и ее женская сущность не могла быть удовлетворена прерванным немилостивой судьбой на одном дитяти материнством. Правда, на ее долю достанется лишь полугодовалый Владимир, другие уже подросли: старшему, Ярополку, пять лет, Олегу – почти четыре, но она будет рада и этому.

Ладьи во главе с князем Святославом двигались против течения вверх по Днепру. Двигались на веслах, но иногда, там, где Днепр сужался и течение было особенно сильным, тянули ладьи бечевой. Князь, хотя и скрывал свои чувства, однако тоже волновался, соскучившись по своим детям. Да и по жене, по ее преданному, участливому взгляду, по теплоте ее рук и уютного тела. За минувшую зиму и весну произошло так много событий, доселе им не переживаемых, и почти каждое из них простирало свои пути в такие дали, какие ведомы лишь бессмертным богам, что Святославу казалось, будто минуло множество лет, он стал значительно старше и мудрее, и семья в его сознании получила совершенно другое значение, связавшись множеством нитей с его задумками на ближайшее будущее. Ни стычки с окрестными племенами и народами, в которые он водил свою дружину, заранее предупреждая недругов о своих намерениях: «Иду на вы!», ни самостоятельное управление северными землями своего княжества, не дали ему тех знаний, опыта, а главное – уверенности в себе, что он почерпнул всего за несколько последних месяцев. Позади остались дела, подготовляющие его к делу всей своей жизни, которое никак нельзя свершить без напряжения не только своих духовных и физических сил, но и всего народа русского. Он понимал, что вступил на опасную тропу, с нее не сойти, ее ему торить дальше, пока она не упрется в неведомые стены, которые он должен разрушить, чтобы крепко встало на ноги его княжество, которое он передаст в руки своих сыновей. Отныне никто не может оказывать на него влияния – никто, кроме богов. Но тех можно улестить, уговорить, задарить, насытить жертвенной кровью, а кого-то из них и обмануть. Боги – они как люди: такие же капризные и серьезные, жестокие и добрые, мстительные и прощающие людские заблуждения, помогающие и, наоборот, препятствующие исполнению человеком своего долга, умные и глупые. Но не ему, князю Киевскому, угадывать их меняющиеся, как та погода, настроения. Для этого имеется множество колдунов и волхвов, жрецов и знахарей. Вот пусть они и занимаются общением с богами и находят дорогу к их бессмертным сердцам. А у него есть Малуша и их сыновья – будущее Руси. И это было то новое, что вошло в Святослава за минувшее время, которое они не были рядом.