Виктор Мануйлов - Иду на вы!

Затрубили рога, забили барабаны, заплескалась вода под дружными ударами весел, и вот уже головные ладьи, вспарывая воду острыми ромейскими ножами, клином уходящими под воду, приспособленные резать толстые, пропитанные рыбьим жиром канаты, начали выходить на стрежень, и солнце, поднявшееся над заречными далями, плескалось в речных волнах ярко оперенными утками-нырками.

На одной из ладей завели песню, слов слышно не было, но тягучий мотив, разрываемый на ритмические части, плыл над водой, отражаясь от берегов, и казалось, будто сама река подбадривает гребцов и задает ритм гребле.

Ибн Эфраил стоял на берегу, окруженный своими слугами и воинами-хорезмийцами, и с тоской смотрел на проплывающие мимо ладьи и ошивы с многочисленными воинами. Конца краю не было этому движению, точно все, что раньше покорно склонялось перед волей хазарских царей, вдруг разогнулось и двинулось по этой реке, такое же бесконечное и неудержимое, как и сама река.

Непрочным оказался заплот из бревен, наскоро устроенный поперек и не реки даже, а лишь ее главного протока между берегом и длинным островом, поросшим косматыми ивами: первая же ладья вспорола его, точно нитку, хотя и сама пострадала от ударов бревен в свои борта, и ее едва успели подтянуть к берегу: так быстро наполнялась она водой через проломы.

Увидев, что заплот не помог, тут же пустилось наутек и то немногочисленное войско, которое должно было задержать русов на этом рубеже, дав тем самым каганбеку собраться с силами.

Мощное течение подгоняло ладьи и ошивы, подул свежий северный ветер, наполнил паруса, и ладьи, взяв неповоротливые ошивы на буксир, понеслись вперед с удвоенной скоростью. Шли целый день, не останавливаясь, и к вечеру вдали показались белые стены и башни. Они вырастали из воды, тянулись к небу, величественные, точно огромная ладья, сработанная самими богами.

Князь Святослав приказал править к правому берегу: не имело смысла штурмовать такие стены, основательно к штурму не подготовившись.

Но едва ладьи приблизились к берегу, поднимающемуся в иных местах вровень с бортами, как из кустов появилось великое множество воинов с луками и стало осыпать русов стрелами, закидывать камнями из пращей и дротиками. Прикрывшись щитами и обнажив короткие мечи, русы дружно бросились вперед по шатким сходням, рубя врагов направо и налево. Скоро берег был очищен от неприятеля, и Святослав, сев на коня, сопровождаемый сотней дружинников, объехал широкое поле с редкими невысокими холмами и оврагами и небольшой речушкой с топкими берегами, камышом и тальником. Здесь, прикрывшись с тыла и правого фланга этой речушкой, загибающейся к югу, а с левого фланга полноводным Итилем, он приказал строить лагерь по всем правилам военного искусства ромеев: рвы, земляные насыпи, колья, большие деревянные щиты. Судя по тому, что вдали из облаков пыли то и дело появлялись конные отряды, главная битва произойдет на этом поле в виду царского города.

Еще полыхала вечерняя заря, провожая на покой багровое Солнце, а в русском стане, далеко растянувшемся по берегу, жрецы Перуна готовились к принесению жертв перед завтрашней сечей. Каждое из племен везло с собой своего идола, вырубленного из дерева. Одни были раскрашены красками, иные так и золоченые. Перед идолами сооружался алтарь, куда будут складываться дары, перед алтарем большая колода для жертвоприношений.

– Княже, – обратился к Святославу главный Жрец утробным голосом, насупив лохматые брови. – Отдай нам пленных исмаильтян и жидовинов. Бог наш, могучий и грозный, требует человечины, чует завтрашнюю кровь, и кто улестит его лучше, тому он и станет помогать.

– Нет! – отрезал Святослав. – Неча баловать богов заведомыми обильными жертвами. Сытый ленив. Если завтра Перун нам поможет одержать верх, будет ему и человечина. А сегодня и петухов хватит.

– В старые времена всегда перед сечей приносили в жертву отрока, красного лицом и телом… – напомнил жрец, но Святослав перебил его:

– И не всегда Перун принимал эту жертву. – И еще раз, жестче: – Петухами обойдетесь!

– Что ж, твоя воля, княже, – сдался жрец и, повернувшись, тыча посохом в сырой песок, пошел к кострам, окружавшим золоченого идола грозного бога войны, перед которым в почтительном молчании стояла княжеская дружина.

Принесли четырех петухов красного оперения. Жрец и волхвы стали обходить чередой вокруг идола, потрясая ожерельями из черепов животных и человеческих, ударяя в бубны и творя заклинания, все убыстряя и убыстряя движение, а четверо волхвов с петухами то вертелись на одном месте, то прыгали и завывали, и петухи, поначалу бившиеся с испугу и хлопающие крыльями, утихли и омертвели.

И вдруг все разом встали, повернувшись лицом к идолу и протянув к нему руки, а волхвы положили петухов на колоду – и те даже не шелохнулись. Взлетели и упали с дробным стуком жертвенные ножи, отлетели и пали на землю четыре крошечные головки с алыми гребнями и бородками – как раз на все четыре стороны света, – и жрецы с волхвами принялись рассматривать, куда смотрят петушиные головы, чтобы по ним определить знаки, посылаемые Перуном.

Верховный жрец стукнул посохом и возвестил зычным голосом:

– Возликуйте и возрадуйтесь! Перун-Воитель, бог наш могучий и грозный, принял жертву и обратил страшный лик свой на воев своих! Завтра он прострет крыла свои над войском нашим, омочит свои персты в крови ворогов наших. Бог неба Сварог наполнит силой ваши мышцы, укрепит в груди вашей дух и примет всех павших в сече в свои волшебные чертоги для жизни вечной и сладостной. Возликуйте и возрадуйтесь!

И вои ответили жрецу криками радости и ликования.

И у других костров вершилось то же самое.

Но бывший монах грек Свиридис успел заметить, что на сей раз был изменен порядок принесения в жертву петухов: их закружили так, что они не были способны взлететь, и отделяли головы от петухов, а не петухов от их голов, а это значит, что жрецы и волхвы не были уверены, что безголовые петухи полетят в нужную сторону и определят нужное предсказание. «Ну все как и у нас. Когда надо надуть верующих, то и иконы начинают мироточить, и кто-нибудь исцеляется от слепоты, – думал он с непонятной тоскою, потому что неверие его было так же тягостно ему, как и вера. – И если боги видят это жульничество и не наказывают жуликов, то их или нет вообще, или им все равно, что творится на земле». Он глянул внимательно на князя Святослава, но по неподвижному лицу его не смог угадать, о чем тот думает. Возможно, что князю, как и богам, тоже все равно, что творят жрецы, лишь бы они поддерживали его в стремлении совершить задуманное, довести начатое дело до конца.

Читать дальше