Виктор Мануйлов - Иду на вы!

На площадь между дворцами сгоняли оставшихся в живых, в основном женщин и детей.

Воевода Добрыня доложил, что каганбек бежал, что сокровищница его осталась, что там золотой утвари, золотых и серебряных монет и драгоценных каменьев видимо невидимо, что он, воевода, уже выставил во дворце стражу, что остался каган хазарский, но что он задушен, и говорят, что так здесь заведено: если в стране падеж скота или моровая язва, неудачная война или засуха, погубившая урожай, или еще какое несчастье, кагана, который ничего не решает и никем, кроме своих евнухов, не командует, приносят в жертву. А гарем его остался – преогромнейший. И в нем много русских дев.

– А что в Хазаране? – спросил князь.

– Путята еще не прислал вестника, князь. Но со стены я видел сам, что город взят, никто его не защищал.

– Путята знает, что делать. Сокровища забрать, пленных и рабов заставить рушить стены и терема, потом… рабам предложить: кто хочет, пусть вступает в наше войско, кто не хочет, тех отпустить. Пленных гнать в лагерь, а там… как боги решат. Лагерь расширяем, высылаем заставы – как и порешили намедни. Задержимся на три дня, пусть вои отдохнут, свершим тризну по погибшим, как и положено по обычаю предков. Потом пойдем на юг: царство козарское на одном Итиле не кончается. Надо разорить все гнезда козарские, чтобы не пошла от них новая поросль и не утвердилась сызнова в своей неуемной алчности.

Горят развалины Саркела и Хазарана, черные клубы дыма поднимаются в небо, а там, на высоте, где властвует могущественный Сварог, поникают и послушно плывут на север, чтобы знали все народы, живущие в ближних и дальних краях, что кончилось царство Хазарское и не поднимется вновь.

На правом же берегу Итиля громоздятся костры погребальные из хвороста, камыша и досок бесполезных уже ошив, не способных плавать по морю, а жреческие огни освещают золоченого идола Перуна и собравшееся вокруг него войско. Возле алтаря стоят сундуки с золотом и серебром, в огромные кучи свалено дорогое оружие, чаши, кубки и поволоки. Здесь же на коленях стоят по четыре пленника от каждого племени, принимавшего участие в битве против Руси. Бьют бубны и барабаны, заливаются свирели и рожки, волхвы и жрецы водят хоровод вокруг идола.

Вот завыли рога, с пленников сорвали одежду, по одному подводят к алтарю – широкой дубовой колоде. Здоровенный жрец с оголенными руками и косматой черной бородой оглушает жертву короткой дубиной, взрезает ей шейные жилы широким ножом – и кровь течет по желобу к ногам идола, разом вспыхивают погребальные костры с уложенными на них павшими воинами, блики огня полощутся в глазах жреца и выпуклых золоченых глазах Перуна. Глухо рокочут бубны и барабаны, скулят рожки, слышатся вопли сжигаемых заживо пленных и пленниц, кружатся в священном танце волхвы, кружатся и завывают под громкие хриплые выкрики главного жреца:

– О великий Перун, повелитель громов и молний! О гневный воитель, идущий впереди войска своего, карающий ворогов и сожигающий их своими стрелами! Приими жертвы наши, омочи в их крови персты свои, напои свои чресла их силой, шествуй и впредь впереди Руси, осеняя ея своими крылами! Устраши многия вороги ея, лиши их силы, отними у них зрение, низвергни их громами своими в глухоту и ужас! Притупи их копья и мечи, топоры и стрелы, преврати в прах их щиты и брони! Спали небесным огнем их жилища и нивы! Огради Русь от их алчности и злобы! О великий Сварог! Прими души павших воев своих, упокой их в жизни вечной и радостной…

Князь Святослав стоит впереди своей дружины, положив обе руки на рукоять боевого меча. Но думы его далеко отсюда: войску еще надо пройти длинный путь к южным пределам Хазарии, сравнять с землей тамошние города, предать огню нивы и села. Затем то же самое сделать и на западных границах. Надо спешить, потому что время – и лучший союзник и злейший враг его…

Последний пленник нашел свой конец на жертвенном алтаре и на погребальных кострах, и дружины приступили к тризне прощания с павшими соратниками. В золотые и серебряные кубки наливались вина и меды из царских погребов, жены и девы разносили меж кострами печеные круглые лепешки, вяленую рыбу, сыры и прочую снедь. Трижды наполнялись кубки, плескалось вино на все четыре стороны, чтобы души павших соратников могли вкусить его перед дальней дорогой во владения могучего Сварога.

Посреди воинского стана, обнесенного частоколом и рогатинами, как стоял так и стоит белый шатер каганбека. В нем, привязанный к опорному столбу железной цепью, лежит на коврике ручной барс, оставленный своим хозяином в поспешном бегстве. Перед его мордой нетронутая баранья ляжка. Животное прядет короткими ушами, поскуливает в тоске, принюхивается к наплывающим запахам, вздрагивает от резких звуков, прислушивается к незнакомому перебору звончатых струн. Это у костра, разведенного неподалеку от шатра, старый сказитель, сопровождающий Святослава во всех его прежних походах, тихо перебирает струны гуслей звончатых, подставив лицо небу, усеянному звездами, в ожидании своего часа.

Князь Святослав полулежит на войлочной попоне напротив, опершись на руку, время от времени пригубливает из золотого кубка густое вино. Вокруг ближние дружинники, князья союзных отрядов, воеводы и тысяцкие. В стороне догорают погребальные костры, ветер уносит дым и запахи горелого мяса в ночную степь.

Шумят в поле ветры буйные,

Сварог-Небо со высот глядит

Звездами и ясным Месяцем.

Ходит Солнце-Хорс путем своим,

Моет лик зарей кровавою,

Зрит внизу он диво дивное,

Диво се есть войско русское,

Войско князя Святославова.

Веслами оно несчетными

Замутило воды быстрые,

Лодьями пурпурокрылыми

Их покрыло, будто тучами,

Пред стеною белокаменной,

Пред стеной Итиля-города,

Царствия царя козарского.

И не знал царь и не ведывал,

Что во стольном граде Киеве

Народился богатырь могуч

На погибель его царствия.

Как молонья в черном облаке,

Сила сильная копилася,

Чтобы пасть огнем сжигающим

На хоромы белокаменны,

Карою царю за прошлые

За обиды и нечестия,

Что творил он в землях Русскиих.

Злато-серебро несчетное,

Он копил в хоромах каменных

От великой своей алчности.

Все то злато, все то серебро,

Аксамиты с поволоками

И каменья многоцветные

Войску русскому досталися

За труды похода ратного,