Марина Могильнер - Конфессия, империя, нация. Религия и проблема разнообразия в истории постсоветского пространства

Таким образом, с первых лет функционирования российской администрации в Восточной Грузии явно обозначилась проблема вмешательства светской власти в дела церкви.

В 1810 году администрация в Тифлисе обвинила католикоса Антония II в массовой раздаче имений церкви в частные руки на сумму почти один миллион рублей медью, на что, как утверждалось, он никогда, ни до, ни после включения Грузии в состав империи, не имел никакого права, а мог делать это только с одобрения грузинских царей [638]. В данной ситуации католикосу-патриарху не оставалось ничего другого, как апеллировать к своему традиционному статусу: «Более 1400 лет, как католикосство в Грузии определено и утверждено; и начиная с того времени все бывшие церкви моей католикосы имели таковую власть и волю, что внутри крестьянам, принадлежащим своей церкви, пожаловали в милость деревни, имение и крестьян… ибо имели католикосы таковые честь и достоинство, каковые цари» [639]. Антоний II также напоминал о том факте, что в достоинстве предстоятеля автокефальной Грузинской церкви он был признан и самим российским императором сразу по присоединении Картли и Кахети к Российской империи, в знак чего ему было даровано высочайшее письмо и белый клобук с алмазным крестом [640].

На самом деле в данном случае речь шла о распространенной в Грузии практике передачи церковью своих земель и другого имущества в управление церковным азнаурам и крестьянам. Доходы от эксплуатации этих угодий делились в заранее оговоренной пропорции между церковью и ее «слугами» [641].

Главноуправляющий ген. А. П. Тормасов (1809–1811) своим предписанием аннулировал все грамоты о передаче церковных имений частным лицам после учреждения в Восточной Грузии российской администрации [642]. Как покажут дальнейшие события и шаги имперских властей, вопрос церковной собственности и точного установления ее размеров был чрезвычайно важен в контексте планов России в сфере религиозной политики в Грузии, тем более что общая стоимость всего принадлежавшего Грузинской церкви имущества оценивалась в гигантскую для того времени сумму 140 млн рублей [643].

Хотя в течение первого десятилетия XIX века вмешательство гражданской администрации в дела Грузинской церкви происходило достаточно часто, законодательно эта практика не была никак определена и институционально оформлена. Не существовало специального органа, который бы занимался делами Грузинской церкви. В сферу компетенции главноуправляющего в Грузии по умолчанию, помимо многого другого, были включены и вопросы церковного устройства. Отчет в этой своей деятельности он давал или напрямую императору, или через обер-прокурора Святейшего Правительствующего Синода, таким же образом он получал указания из Петербурга, касавшиеся духовной части в Грузии.

Намерение радикально реформировать Грузинскую церковь если и не провозглашалось открыто российским правительством, то отчетливо проявлялось в его политике и конкретных шагах кавказской администрации. Но, фактически признав в 1801 году Антония II в достоинстве католикоса-патриарха, российская власть была вынуждена проводить эти реформы через него как предстоятеля Грузинской церкви. Главноуправляющий мог оказывать давление на католикоса, но ни он, ни даже Святейший синод в Петербурге не имели возможности прямого управления грузинской церковной иерархией. Обер-прокурор Святейшего синода кн. А. Н. Голицын (1773–1844) сетовал главноуправляющему Тормасову на то, что Синод «не имеет ни влияния, ни же сведений о делах грузинского духовенства» [644]. Признавая за Антонием II всеобщее уважение паствы и все добродетели, приличные пастырю («кроткий нрав и честные правила») [645], представители имперской администрации в Грузии тем не менее все больше приходили к мысли о необходимости непосредственного подчинения Грузинской церкви российским органам духовного управления [646].

При общей лояльности грузинского католикоса-патриарха российским властям в то же время существовал целый ряд обстоятельств, который играл против него. Одно из них — происхождение. Антоний II был сыном картли-кахетинского царя Ираклия II (1762–1798) и, соответственно, братом последнего царя Георгия XII (1798–1800). К тому времени практически все представители рода Багратиони, в первую очередь царевичи, или были высланы в центральные губернии России, или находились в бегах. Кроме того, в течение первого десятилетия XIX века преобразования в сфере церковного управления в Восточной Грузии шли гораздо медленнее, чем того бы хотелось российской администрации. Число епархий хотя и сокращалось, но к 1810 году так и не удалось провести главного — описи всей собственности Грузинской церкви, а без точного установления доходов оставалось невозможным введение штатов духовенства, как это было в российских епархиях и к чему стремилась имперская администрация в Грузии. Значит, не было возможности и ощутимо сократить численность клира и таким образом упорядочить и взять под контроль российских властей доходы церкви, а значит, и сам этот институт.

Еще в конце 1809 года Александр I через обер-прокурора Синода кн. А. Н. Голицына передал Тормасову свою волю на приезд в Петербург католикоса Антония. Как объяснялось, «для положения прочных оснований в деле, относящемся до тамошнего духовенства, ибо по оному нужно будет сделать некоторые перемены, а в других местах пояснения, что через переписку было бы затруднительно и даже продолжительно» [647]. Однако сначала, сославшись на слабость здоровья, Антоний II отправил в столицу вместо себя митрополита Варлаама Эристави и архимандрита Досифея Пицхелаури [648]. Католикос больше года откладывал свой отъезд в Россию под разными предлогами. В итоге Антоний II покинул Грузию только в самом конце 1810 года. На это время процесс реорганизации Грузинской церкви был приостановлен.

Выезд Антония II за пределы Грузии фактически означал эксорию, или изгнание. Назад он уже не вернулся [649]. Еще до его отъезда обер-прокурор Синода запрашивал через главноуправляющего Тормасова мнение митрополита Варлаама относительно плана организации управления грузинским духовенством, только на этот раз с явственным его подчинением Святейшему синоду [650]. Эти два лица — главноуправляющий и митрополит — фактически и стали главными авторами плана нового церковного устройства в Грузии, реализация которого произвела коренное изменение многих устоев и основ существования Грузинской церкви.

В «переходный» период после отъезда Антония II митрополит Варлаам, происходивший из древнего грузинского рода ксанских эриставов, неофициально считался российскими властями «управляющим грузинским духовенством». Уже к февралю 1811 года он составил план преобразований структуры и системы управления Грузинской церковью в Восточной Грузии, который сразу был представлен в Синод Тормасовым с прибавлением его собственных комментариев и предложений [651]. Во многом в этом документе были законодательно оформлены и систематизированы те меры имперского правительства, которые предпринимались им в отношении Грузинской церкви в течение всего первого десятилетия XIX века. Только теперь устранялась необходимость осуществлять их через католикоса-патриарха, который нередко, в случае давления на него, апеллировал к своим правам независимого предстоятеля автокефальной церкви, освященным почти 1500-летней христианской традицией. В отличие от светских правителей, например, того же имеретинского царя, низложение которого состоялось в 1810 году, российская администрация не могла не считаться с этим обстоятельством не только по моральным, но и по чисто практическим соображениям. С отъездом Антония II появилась возможность значительно ускорить процесс реорганизации Грузинской церкви и ее «вписывание» в контекст имперских религиозных институтов.