Вадим Васильев - История новоевропейской философии

При всей такой неоднозначности, порой какой‑то мелочности французского Просвещения, мне кажется, что все‑таки, мы должны помнить, что в основе устремлений писателей и философов того времени, лежали искренние стремления к совершенствованию человеческого рода. И хотя могло бы показаться, в нашей историко — философской традиции обнаруживался явный перекос в сторону исследования французского Просвещения, однако все же в этом была своя польза для нашей культуры. Если допустимо такое взвешивание, я думаю, все‑таки перевешивают плюсы французского Просвещения, перевешивают эти плюсы его минусы. А главным минусом с философской точки зрения является конечно несамостоятельность и нерефлексивность этой философии.

— А извините, в какую эпоху можно, безусловно, сказать, что минусы перевешивали?

Ну, вот в Просвещении французском ситуация близка к таковой, но все- таки я думаю, что и здесь плюсы скорее перевешивают. Но они близки к тому, чтобы по крайней мере сравняться, на мой взгляд.

— Но вот этот материализм он же такой прекрасный вызов, на который философия должна была отвечать.

Да вызов‑то был бы прекрасным, если бы они учитывали наработки философские, которые к тому времени сложились, но они же этого не делали. Они не утруждали себя, как правило, строгой критикой того же Беркли или Юма. Они могли, все возможности для этого были, прочитать их работы, внимательно вдумчиво оценить их, попробовать выставить какую‑то альтернативу. А если не выставлять, то предлагать развитие этих идей. Все влияние, которое, тем не менее, оказывалось на упомянутых философов французского Просвещения, выразилось в том, что все эти мыслители, вот о которых я говорил, очень осторожны в своих выводах. Даже Гольбах, такой явный, казалось бы, когнитивный оптимист, он при случае не забывает ввернуть скептические пассажи в свои рассуждения и сказать, что подлинное начало вещей нам не известно. Такой налет когнитивного пессимизма присутствует даже у самых ярких сторонников противоположных мнений и установок. Это тоже надо помнить. То есть какое‑то ощущение неполноценности философской аргументации было. Это было и у Дидро, который, допустим, понимал, что с философской точки зрения его тезис о том, что движение — атрибут материи несостоятелен. Потому что безупречна практически аргументация Декарта, показывающая, что движение не может быть атрибутом материи. Помните, да эти доводы? Если можно представить материю неподвижной так, то тогда., а она при этом движется, то причина движения должна быть внешней материи. Потому что если причина движения изнутри принадлежит материи и ее атрибут, то тогда неподвижная материя была бы непредставима попросту. А если она представима, то может быть и так и так, а если она подвижна, то тогда движение извне идет, а извне значит от Бога. Вот такая логика — она безупречна, по сути. Но Дидро это понимает и он сознательно. — это признак его интеллектуальной честности. Он говорит: «а я стою не на точке зрения философов, а на точке зрения физиков, я рассуждаю как физик», говорит он. А с позиции физика очевидно, что движение всеобще. Но он еще чувствует эту грань. Вот у Гольбаха границы размыты между философской аргументацией и такими обыденными представлениями либо доводами такой здравой позитивной науки. В действительности они не противоречат друг другу, но важно помнить просто об этих границах, понимать, о чем собственно мы рассуждаем.

Иммануил Кант, о котором мы сейчас собственно будем говорить, он обычно рассматривается вне просветительского контекста, хотя в каких‑то аспектах своей философии он вполне подходит под определение философа Просвещения. В конце концов, он даже написал специальную работу на эту тему — «Что такое Просвещение» и там он попытался обобщить основные черты эпохи. Но вот он там говорит в этой работе, что главными особенностями человека Просвещения являются опора на разум, самостоятельность человеческой личности, свобода и ответственность за принимаемые решения. Это взгляд, если хотите, со стороны, на Просвещение — очень точный, фиксирующий его сущностные особенности.

Ну о Канте говорить очень сложно, вы понимаете. Это связано с разными обстоятельствами. Во- первых, Канта все знают, особенно у нас мне кажется это распространено. Но это хорошо, то есть философ, любой философ считает невозможным обойти эту фигуру, невозможным рассуждать, не ознакомившись с сочинениями Канта; ознакомившись с ними, считает себя специалистом. Почему‑то Кант очень располагает к тому, чтобы создать иллюзию, а может быть не иллюзию, а действительное понимание у его читателей. Ну вот это ставит меня в трудное положение, потому что времени у нас мало, а тем более была высказана просьба подробнее говорить о последователях Канта.

Итак, начинаем. Ну, прежде всего… а прежде всего наверное все‑таки несколько слов стоит сказать о жизни Канта, хотя ее обстоятельства известны, но тем не менее некоторые такие основные моменты напомню просто вам. Кант родился в 1724 году, прожил 80 лет, сам он считал, что похоже что его долгая жизнь это его огромное достижение, потому что он родился очень слабым, тщедушным человеком и думали что он вообще даже нежизнеспособен младенец, настолько хиленьким и даже когда он вырос, он все равно был человеком небольшого роста — чуть больше 150 см. Очень невысоким, с большой головой, ссутулившимся такой. Родился он очень в бедной, надо сказать, семье, отец его был ремесленником, то есть шорником, то есть седельных дел мастером. В семье был много детей и вряд ли он получил бы образование хорошее, он был способным мальчиком и на него обратил внимание один пастор, который способствовал поступлению Канта в школу, в гимназию и он все‑таки смог получить начальное образование достаточно хорошее, причем обнаруживались его удивительный способности к латыни прежде всего, все учителя обращали внимание, как здорово ему дается этот язык. После того как он закончил школу, он смог рассчитывать на поступление в университет, опять‑таки ему была оказана финансовая поддержка, потому что это тоже было достаточно дорогое удовольствие учиться, и поступил в Кенигсбергский университет, который он закончил в 46 году. На каком факультете он учился в точности не известно, в документах не сохранилось. Знаменитая Альбертина, Кенигсбергский университет, в котором он учился, почему‑то в данном случае бестолково распорядился своими архивами. Ну, это, правда, было бурное время. Восточная Пруссия была перекрестком межгосударственных интересов, и в частности Россия давно присматривалась к этому кусочку прусской земли. И в пятидесятые годы XVIII века наши доблестные войска взяли Кенигсберг, а потом взяли и Берлин. Кенигсберг был отчужден от Восточной Пруссии в пользу России и Кант на несколько лет стал российским подданным. Так что можно говорить, что он русский философ. Фактически он был российским философом. Писал письма российской императрице Елизавете, просил, чтобы его назначили на пост профессора. Правда, письмо затерялось, так его и не назначили во время этого подданства, потом уже, позже он стал профессором, в семидесятом году. Но отношения с российской наукой и с Россией всегда у него были теплые, он потом был удостоен звания академика Петербуржской Академии Наук. Так, что можно говорить еще и так — академик Кант, «как сказал академик Кант.» ©