Вадим Васильев - История новоевропейской философии

Он, между прочим, изобретатель культурологии в современном смысле этого слова. Он первым стал читать лекции по так называемой «физической географии». Пусть вас не смущает это название. В действительности, в этих лекциях шла речь о культурах разных народов. И об антропологии он открыл лекционный курс и даже ввел антропологию в число академических дисциплин. И антропологические курсы они более психологичны были, но они как‑то смыкались с лекциями по физической географии, и поэтому образовывали вот такое единое культурологическое целое. Там тоже очень много, в антропологических лекциях, было таких вот отступлений. Ну, иногда это выглядело комично — приезжает к нему человек из Лондона, а он начинает рассказывать как там в Англии, какая там политическая обстановка, погода и так далее. Я думаю, что его это увлечение было связано с тем, что сам он никогда не путешествовал, по большому счету. Ну известно, что. тут есть какая‑то глубинная связь. Вот Жюль Верн — прекрасный французский писатель. Он тоже весь мир изобразил в своих романах, но сам нигде ведь не бывал. Сидел в своем кабинете и писал. Самый может быть известный географический фантаст. И о России он, вы знаете, писал. Есть у него роман, посвященный России. Правда, говорят, что он писал, используя справочники. Брал энциклопедии и. вставлял нужную информацию в свои романы. для увеличения объема… Но Россию он явно слабо себе представлял. Москва, по его мнению, это город, где тысячи церквей, ну еще ладно церквей — а вот минаретов, мусульманских. Это явно преувеличение — может быть Иерусалим современный так выглядит, но никак не Москва XIX века. Ну ладно, не будем отвлекаться.

После окончания обеда Кант либо шел в гости, — у него был закадычный друг Грин, шотландец, с которым он однажды чуть не подрался на дуэли. Надо сказать, что Кант ходил со шпагой, но он не умел ею пользоваться, а тут поспорил о политическом устройстве Англии, в очередной раз стал с апломбом говорить, а его визави, оппонентом оказался очень вспыльчивый человек, он сказал, «что вы вообще несете, ну‑ка, давайте разберемся». Кант ему ответил и тот уже готов был драться, сражаться с ним. Но Кант сумел силой слова убедить его, что этого делать не надо, и с тех пор этот человек стал его закадычным другом. Вот Кант ходил к нему в гости, они сидели подолгу на креслах, разговаривали. Потом Грин умер, и тогда‑то Кант начал гулять, осуществлять свои знаменитые прогулки. Под вечер он любил разглядывать собор, который очень хорошо виднелся из его окна. Но не тот собор, что на острове, я специально выяснял этот вопрос у историков в Калининграде, т. е. в Кенигсберге, какой все‑таки собор видел Кант из окон своего дома. Дом Канта не сохранился, там снесли все. Даже королевский замок (Кенигсберг — Королевская Гора) который стоял прямо напротив острова, за рекой, на возвышении, он тоже был снесен. На его месте построили обком партии.

— Это в наше время? Не во время войны?

В наше, конечно. После войны многое сохранилось, в том числе этот замок. Ничего с ним срашного не случилось. Стали строить монстроузное здание обкома, так и не достроили, теперь там стоит эта коробка, ну прямо ситуация нарочно не придумаешь. Говорят, секретарю обкома партии очень не нравилась вся эта старина, и он проезжая на машине по мосту к месту своей работы всегда раздражался. Очень ему хотелось снести и собор. Тем более он стоял полуразрушенный. Но этого не сделали, потому что с задней стороны собора и находится могила Канта. Сносить уж могилу Канта они не осмелились. Так что можно сказать, что Кант спас Кенигсбергский собор. Могила очень скромная — такая колоннада, портик, за ним огромная гранитная тумба. На большой глубине сама могила, а на стене собора металлическими буквами выбито Иммануил Кант — больше ничего, даже годов жизни не указано, это не нужно.

Но тоже были проблемы. Смотрел, смотрел он на это здание, на купола, и тут у соседа выросло дерево и своими ветвями загородило собор. На этот раз Кант уже не отступил. Он упрашивал, упрашивал соседа, пока тот не согласился и не подрезал верхушку дерева и опять стал виден собор. Кант, я уже сказал, вел жизнь по строгому распорядку, даже в юношеские годы он старался соблюдать правила, пусть не такие строгие. Но одним из важнейших его убеждений было то, что жизнь обязательно надо строить, очень бережно относясь к нашему организму. И для того, чтобы его сохранить в целостности, надо применять целую систему таких врачебно- гигиенических мер, которые Кант сам разработал. Именно поэтому некоторые считают, что он учился на медицинском факультете. Вы знаете, что в то время в университете тогда было только четыре факультета — философский, медицинский, юридический и теологический. Причем философский факультет был так называемым низшим факультетом, на нем давали то, что мы сейчас называем общим образованием. А потом происходила специализация на одном из высших факультетов. Так что на философском Кант не мог учиться, а скорее на медицинском, хотя некоторые считают, я вот тоже склоняюсь к этому, может и на теологическом. Трудно вообще решить эту проблему.

Так вот, система мер. Она была оригинальна. Среди кантовских новаций были и те, которые были восприняты европейской культурой. В частности, Кант одним из первых стал пропагандировать необходимость дышать на морозе носом, а не ртом, потому, что это повышает опасность заболевания. Очень разборчиво он относился к приему пищи. Водку, например, Кант не любил, считал, что водка — она мешает беседе. Спиртное помогает, был уверен он, но водка — исключение. Она затуманивает ум, возникает ненужное возбуждение и мысли не могут сосредоточиться на важных предметах, — беседа не течет так как надо. Пиво неплохо, но если вы пьете пиво, то говорить можно только на обыденные темы, то есть об искусстве после бутылочки пива лучше не рассуждать. А вот вино — оно как раз способствует утонченным беседам. Поэтому Кант больше всего любил вино за обедом, хорошо относился, вот бутылка вина, которую он упомянул в списке не какой‑то случайный факт, это скорее тенденция. Хотя конечно в зрелом возрасте Кант мало употреблял этот продукт. Он не был гурманом, но к еде относился хорошо.

Было у него масса рецептов, снадобий, он делился этими своими знаниями. И надо сказать, что все это было достаточно эффективно. Он при жизни ведь ни разу не болел. Ни разу — речь идет, разумеется, о серьезных болезнях. Он не переставал об этом повторять. Тогда бичом Европы стал грипп. Кант одним из первых описал этот феномен. Тогда грипп назывался инфлюэнцией, Кант ее описал, а сам избежал этой эпидемии. Хотя он общался с большим количеством людей. Умер Кант не совсем ясно от чего. Он просто слабел, слабел, слабел, как говорится от старости. Никаких заболеваний у него не было. Просто постепенно утрачивал силы. В последнее время он уже не мог ни нормально есть, ни вести беседу, и, тем не менее, гостей все равно приглашали, он очень этого хотел. Его приводили в комнату, он садился за стол. Гостям было, конечно, не до еды, но он просил, чтобы продолжали разговор, чтобы угощались, то есть следовал своим привычкам до конца.