Вадим Васильев - История новоевропейской философии

Так вот, здесь (продолжаю расширять эту терминологическую область), скажу сразу же, что практический разум, само это понятие, имеет вот именно такой смысл: разум — это сфера всеобщих принципов, предельных принципов, безусловных принципов, и вот когда воля определяется сообразно каким‑то безусловным принципам, безусловным образцам поведения — вот тогда разум становится практическим. То есть разум практический тогда, когда он определяет волю. А волю определяет именно разум, а не что иное, когда её определяют всеобщие принципы или законы, которые называются моральными законами. Как это всё связано с моралью? Почему в таком случае воля моральна?

Ну, тут по — разному можно отвечать, Кант предполагает эту связь, хотя и поясняет, конечно. Ну, приведу вам простой пример. Вот, как мы вообще интуитивно различаем моральное от неморального? Где эта сфера морали, как ее отличить от нейтральных областей бытия? Допустим поедание мороженого, как правило, не имеет никакой моральной окраски, но в тоже время может и приобрести её. То есть, вот, что является тем, что конституирует моральность? А её конституирует, если мы всмотримся во все эти случаи, отношения долженствования.

Это, надо сказать, отметил Юм ещё, хотя он не развивал эти рассуждения, но он первый как бы осознал тот факт, что сфера морали жёстко завязана на долженствовании. Причём, долженствование бывает разным. Оно может иметь гипотетический характер: то есть я, чтобы получить то‑то и то‑то, я должен сделать то‑то и то‑то, к примеру. Чтобы съесть яблоко, я должен подойти к столу, и его взять — здесь тоже есть долженствование, но никакой моральности, моральных отношений нет. Моральность появляется только там и тогда, где есть безусловное долженствование: то есть тогда, когда я должен сделать что‑то не ради чего‑то, а просто должен и всё. Т. е. там, где мы встречаемся с самоценным долженствованием, вот обратите внимание, проанализируйте, так сказать, различные случаи.

— А если скажем, я очень добрый человек и мне просто очень нравится делать добро.

— Это склонность.

Сейчас скажу. Тут есть такой любопытный момент.

— Или вот скажем такое долженствование, если мы возьмем …

Да.

— … не знаю, какой‑нибудь наш генерал, вот ему кажется, что ему надо уничтожить побольше чеченцев, например. Ну, вот у него такая., он считает, что это его долг: чем больше их убьешь, особенно детей … тем меньше вырастет врагов, ну вот условно, такая позиция у нас была. Ему кажется, что это вот его моральный долг. Ему не хочется, он, может быть, плачет по ночам, а днём вынужден этим заниматься.

Понял, да. Понял. На этот случай Кант тоже даст нам ответы. Дело в том, что, по его мнению, существует простой очень способ проверки, является ли то, что мы считаем должным действительно должным, или нет. Потому, что наше внутреннее чувство в этом плане может ошибаться. В принципе ошибки не исключены. Но их всегда можно избежать, поскольку есть чёткий критерий проверки. И этот критерий. я о нём расскажу.

Но вот, сначала закончим с долженствованием. Значит, если именно долженствование вводит моральность, то теперь мы посмотрим, что же такое безусловное долженствование. Это указание на некоторую всеобщность. Мы должны, если мы должны, то мы должны вне зависимости от условий. Не важно, причём, выполним мы это или не выполним. Долженствование не определяется обстоятельствами, так сказать. Т. е. оно может определяться обстоятельствами, но оно не определяется, как бы на манер.

— Не оправдывается.

Да, не оправдывается и не определяется на манер весов, на которых расположены гирьки. Дело не обстоит так, что вот, например, я должен что‑то сделать, а мне посулили, допустим, сумму денежную какую‑то и у меня долженствование пропадает и я начинаю понимать, что я уже не должен. Вот так не бывает. И именно безусловный характер долженствования позволяет его связать с разумом. Связь очень проста. Ведь разум — это как раз способность к представлению безусловного. И поэтому, поскольку с одной стороны долженствование связано с моралью, с другой стороны оно связано с безусловным, и с третьей стороны разум тоже связан с безусловным, то мы прямо можем сказать, что практический разум совпадает со сферой морали. И оказывается равен ей. Вот почему эти темы так тесно связаны, неразрывно связаны у Канта.

Ещё одна важная связь на эту же тему. Кант связывает наши моральные поступки со свободой, говоря, что необходимым условием морали является осознание нашей свободы; и наша реальная свобода, более того. Какая здесь связь? Связь тоже проясняется из такой безусловности, из всеобщности моральных предписаний, из их неотменимости, что ли, если хотите.

Смотрите, вот вернёмся к тому же самому случаю. Мы что‑то должны. Значит, в любой ситуации поступка в нас борются несколько мотивов. Вот есть мотив, исходящий из чистого разума (Кант называет такие мотивы чистого разума — императивами, то есть безусловными предписаниями, категорическим императивами). Вот есть категорический императив, который заставляют нас что‑то делать. Но есть у нас и другие желания, которые диктуют иные поступки. Так вот, сколько бы, если мы должны что‑то делать, сколько бы посулов нам не предлагалось, для того, чтобы отклонить это долженствование, оно не исчезает. И это означает, что даже если вся Вселенная обвалится на нас и будет влечь нас в направлении противоположном тому поступку, который мы должны совершить, — мы всё равно обязаны будем совершить именно его! И это значит, что мы способны противостоять чувственным склонностям, говорит Кант, сколько бы сильными они ни были.

Вот давайте вдумаемся в эту ситуацию. Значит, моральные предписания подразумевают, в самой своей конституции подразумевают, нашу способность противостоять чувственным склонностям. Если убрать этот момент (то, что моральные предписания способны противостоять чувственным склонностям) — сами моральные предписания разрушатся. Мораль превратится в конъюнктурные какие‑то модели поведения, не более того, исходя из принципа разумного эгоизма. Исчезнет вот эта чистота, так сказать, моральных законов. А то, что они существуют (эти моральные законы) — это факт, по Канту. Это факт, удостоверяемый непосредственно интуицией. Единственный факт чистого разума, говорит Кант. Любопытный такой факт: не эмпирический, а интеллектуальный факт.

Ну вот, поэтому мы вынуждены говорить, что коль скоро мы можем противостоять чувственным склонностям, то мы независимы от них в принципе. То есть воля человека работает по механизму, отличному от механизма весов (положили на одну чашу побольше чувственных склонностей — всё! воля склоняется в эту сторону; положили на другую чашу побольше — она опять поменяла решение). Нет. Мы способны выдерживать свою позицию. В этом высшая способность человека. Но в этом и доказательство его свободы, потому, что независимость от чувственных склонностей и есть свобода!