Вадим Васильев - История новоевропейской философии

Дело в том, что, несмотря на небольшой разрыв во времени, вот эти два главных сочинения Беркли — «Трактат о принципах человеческого знания» и «Три диалога…» (или «Три разговора…») — они весьма существенно отличаются друг от друга по тем положениям, которые в них высказываются. Создается впечатление — при первом, по крайней мере, прочтении, — что в трактате речь идет об индивидуальном восприятии, когда все эти положения озвучиваются, и понятие Бога практически не фигурирует в этой работе; тогда как в «Трех разговорах…» совершенно ясно, что речь идет об этом принципе уже не в индивидуальном восприятии, а в восприятии Бога, и Бог — одна из главных действующих фигур, так сказать, в этом сочинении. И вот вопрос: Беркли изменил свою позицию? Сначала был солипсистом, потом перешел на другую. дорожку? Либо он просто не договорил в трактате то, что он договорил в «Трех разговорах…»? Вот как. Трудно выбрать эти варианты. Есть и другие расхождения между этими сочинениями, но все‑таки мне кажется более точным (хотя я не могу в данном случае сказать, что это стопроцентная ситуация) говорить о том, что он просто не договорил, и что нет противоречия между двумя этими работами. Лучше всегда рассматривать философскую систему, как что‑то цельное и когерентное, чем представлять ее как последовательность систем: тогда мы имеем дело уже не с одним философом, а с несколькими философами. Это менее продуктивно, потому что противоречит представлениям просто о тождестве личности и о последовательности мыслей этой личности.

— А вот такой вопрос. Как можно судить о восприятии кого‑то, кроме себя? Вот если, скажем, мы встанем на позицию, что «быть — значит, быть в восприятии».

Хороший вопрос. Очень хороший вопрос. Коснемся его — чуть позже. Обязательно об этом надо будет сказать, потому что это ключевой момент. Но вот он… увидите, как он хитро здесь решает эту проблему, но насколько это корректно с философской точки зрения — судить вам. Но пока мы еще не знаем, пока мы еще только озвучили это положение. «Ну, простите», — вы можете спросить, — «а где доказательства‑то? Философ же должен доказывать… Вообще, с чего он взял, что вещь может существовать только в восприятии? Что за абсурд? Мы же прекрасно понимаем, что вещи существуют независимо от того, будем мы их воспринимать или нет». Ну, вот доказательства, которые предлагает Беркли и на которых стоит этот главный принцип его философии, необычайно разнообразны. Поэтому существует огромная литература исследовательская, которая пытается систематизировать эти доказательства, кодифицировать их, понять, какой из аргументов в пользу истинности этого принципа для Беркли главный, какой второстепенный, что он только как мысленный эксперимент делал… Ну, и в нашей отечественной истории философии есть любопытные работы на эту тему, диссертации защищались, в том числе у нас на факультете. Ну, и вот, могу суммировать впечатления, которые у меня возникли — такое ощущение, будто современное берклиеведение не может даже до конца решить вопрос: а вообще, доказывает Беркли этот принцип? И это совсем не вина берклиеведения, это объективная ситуация. То есть неясно, доказывает он этот принцип или лишь объясняет его. А ведь это совершенно разные вещи. Если этот принцип, скажем, он признает за самоочевидное положение, то тогда оно аксиоматично, тогда доказывать его просто, как я только что говорил, невозможно. Но это не значит, что его нельзя объяснять, иллюстрировать, пояснять каким‑то образом какими‑то примерами. Или же это положение — теорема: тогда его надо выводить из каких‑то базисных посылок. Вот, неясно. Все дело в том — и Беркли сам повинен, потому что он буквально с первых страниц, когда он это положение озвучивает, он говорит, что оно самоочевидно, в принципе, — вот, он высказывает эту мысль. А потом начинает долгие объяснения, которые, однако, перерастают в доказательства. Такое вот ощущение. И ситуация остается неясной; его позиция остается неясной. Ну, в данном случае для нас это неважно, потому что доказательства есть, логически их можно вычленить, и мы можем посмотреть, насколько они серьезны.

Ну, когда Беркли говорит о том, что он самоочевиден, этот принцип, он говорит: «ну, а в самом деле, а как можете представить себе вещи без субъекта? Можете представить себе такое?» То есть он апеллирует к декартовскому критерию непредставимости противоположного.

Ведь если это так, то тогда, действительно, мы имеем дело с самоочевидным. Если нельзя представить противоположное. Что в данном случае противоположное? А бытие вещей без восприятия. Ну, представьте, представьте, что вещь существует без восприятия. Вот представьте себе какое- нибудь уединенное место, деревья, тихо, никого вокруг. Представили? А себя- то вы там представляете — как представляющего или воспринимающего субъекта. Вот и не удается вам без восприятия помыслить вещи, потому что вы под каким‑то углом определенным смотрите на эти деревья: не сверху, а где- то сбоку. То есть субъект неизбежно примысливается к любому представлению о вещах. Значит, отсюда следует, что вещи не могут быть без восприятия.

С этим доводом — с другими аргументами Беркли можно полемизировать — полемизировать довольно сложно. Здесь действительно все ускользает. Ускользает, но тут надо подумать, не смешиваются ли вопрос о представлении вещей с вопросом об их существовании? Тут не берусь сейчас вдаваться в детали. Это очень похожая ситуация на ту, которая была у нас с декартовским положением «cogito ergo sum», когда мы тоже говорили, что мы не можем представить себя немыслящими. Не можем. И не можем представить себя несуществующими. Но отсюда Декарт не делал вывода — совершенно справедливо, — что наше существование необходимо. Потому что это приводило бы к многим нелепостям. Так же вот и здесь: из непредставимости вещей без представляющего, думаю, все‑таки не следует невозможности существования. И необходимости их присутствия в перцепции. Но чтобы показать это, надо несколько формализовать этот вопрос, но, подчеркиваю, здесь все равно останется неясность. Попробуйте сами это сделать.

Но важно для нас то, что Беркли сам чувствовал здесь какую‑то шаткость, вот он это осознавал. И он искал доказательства. И доказательств у него два, по большому счету, два доказательства своего главного принципа.

Первое доказательство связано… ну, оба они как‑то завязаны на локковскую теорию первичных — вторичных качеств; но по — разному они связаны с ней. Первый аргумент, самый, такой, плоский и бронебойный, ну, и не убеждавший тоже самого Беркли до конца; и тем не менее он стал очень известен в мировой философии, часто цитируют эту позицию Беркли. Значит, Беркли посмотрел еще раз на это знаменитое деление первичных — вторичных качеств; то есть качеств, которые существуют только в восприятии, и качеств, у которых есть объективные материальные архетипы, похожие на идеи этих качеств. Посмотрел и сказал: «Простите, а с чего мы взяли, что вкус, запах, цвет, другие качества существуют только в восприятии?» На каком основании? Есть какие‑то аргументы? Да, аргументы есть: разным людям один и тот же предмет представляется по — разному; одному вино кислым, другому сладким, следовательно, сладость и кислота — не качество самого предмета, а такая тонкая прослойка на стыке между предметами и органами чувств. То есть это качество существует только пока длится ощущение, а в самом предмете его нет. Но, говорит Беркли, ведь это же самое рассуждение можно применить и к первичным качествам. Точно та же логика. Вот представьте себе: круглый предмет какой‑нибудь. Когда вы смотрите на него сверху, он вам кажется круглым, а когда сбоку — эллипсом. Ну, что мешает нам запустить то же самое рассуждение? Ну, один и тот же предмет не может быть одновременно и кругом, и эллипсом. Значит, форма предмета не принадлежит самому предмету, а существует только в восприятии. Логика та же самая. Но если… допустим, мы признаем правоту этого аргумента. Хотя, как мне кажется, это ошибочный аргумент; и ошибочный он и по отношению к вторичным качествам, и здесь тоже ошибка есть… То есть это недостаточный аргумент; не то, что там противоречие, а просто он недостаточен. Ну, опять‑таки, чтобы этот вопрос разрешить, надо очень к таким кропотливым прибегать феноменологическим анализам, и мы очень далеко уйдем в сторону, если будем это делать сейчас.