Эндрю Коллинз - Врата Атлантиды

Итак, мы с уверенностью можем утверждать лишь то, что в тот период культурой Анд, имевшей прямые торговые связи с ольмеками, скорее всего были представители культуры Чавин. Только эту культуру связывает с архаичной мексиканской цивилизацией несомненное сходство культурных типов. В свою очередь, ольмеки, вероятно, наладили торговые связи с торговцами, приплывавшими из-за океана, — финикийцами и карфагенянами.

Разумеется, вполне возможно, что финикийские купцы обходились и без посредников и поддерживали прямые торговые контакты с южноамериканскими культурами, например, с Чавином. В этой связи Констанция Ирвин так комментирует этот факт: «Если мореплаватели древности, как и их позднейшие коллеги, искали пути на Запад, то они, вероятно, выбрали Амазонку и плыли по ней до тех пор, пока не добирались до непроходимых участков, расположенных, кстати, не так далеко от Чавин де Хуантар [и даже Багуа]». Это указывает на возможность прямого или косвенного контакта между Юго-Восточной Азией и производящими коку культурами в Перу, Эквадоре и Колумбии. Однако я склонен подозревать существование тройственного торгового картеля, существо-вашего между культурой Чавин (Перу), ольмеками (Мексика) и финикийцами (античное Средиземноморье). Эта поликуль-турная торговая сеть, по-видимому, поставляла не только коку, но и знания о том, как получать пурпурную краску из раковин крохотных моллюсков (в чем особенно преуспели финикийцы) и прясть и ткать хлопок для одежды (см. Приложения I и II).

Другая увлекательная область исследований — распространение коки в доколумбовскую эпоху в других регионах Америки. Дело в том, что растение кока культивировалось не только в таких странах, как Чили, Боливия, Перу, Эквадор, Колумбия и Бразилия, но и некоторые его разновидности были найдены в Гвиане, Панаме и даже в Северной Мексике и на Кубе. Свидетельства жевания листьев коки были получены в других культурах доколумбовской эпохи в таких странах, как Коста-Рика, Никарагуа, Панама и все Атлантическое побережье Южной Америки.

Но возможно ли допустить, что ольмеки, или предполагаемый трансатлантический торговый картель, получали партии коки не из Чавина (Перу), а из какой-нибудь центральноамериканской страны? Могла ли какая-то из цивилизаций доколумбовской эпохи, возникших в таких странах, как Коста-Рика, Панама или Никарагуа, получать коку из Перу, а затем переправлять ее северным народам, в том числе и ольмекам? А как же насчет Мексики и Кубы, где разновидности Erythroxilon растут с незапамятных времен? Практиковалось ли когда-нибудь в этих странах жевание листьев коки?

До тех пор, пока не будут получены новые факты об употреблении кокаина в обеих Америках и античном Средиземноморье, — это все, что мы можем сказать по этой увлекательной теме. В заключение надо отметить, что торговцы, обеспечивавшие поставки табака и кокаина ко двору египетских фараонов и в храмы в период ок. 1200 г. до н. э., были, по всей видимости, финикийцами и карфагенянами. Никакой другой народ, кроме них, обладавших острым коммерческим чутьем, духом поиска новых путей и бывших к тому же искусными мореплавателями, не находился в те времена в столь уникальном положении. Но если финикийцы и карфагеняне действительно принесли в Средиземноморье мифы о карибской катастрофе задолго до времени Платона, может быть, эти народы прямо связаны с легендой об Атлантиде? И как это ни покажется невероятным, ответ будет только утвердительный.

Карта, показывающая распространение жевания и поставок коки в Америке в доколумбовскую эпоху. Как знать, не охватывала ли торговля кокой земель ольмеков и островов в Вест-Индии, в частности, Кубы, где, как известно, это растение было распространено задолго до открытия Нового Света?

В главе III мы узнали, как в платоновском диалоге «Критий» Атлас — первородный сын из пяти пар сыновей-близнецов Посейдона — стал первым царем Атлантиды, а его брат-близнец унаследовал «оконечность острова [Атлантиды] от Геркулесовых столбов, обращенную к местности, которая сегодня известна под названием Гадира». Здесь же мы узнали, что по-гречески имя этого близнеца звучало как Эвмел, но «на языке его собственной страны его звали Гадир, и нет сомнений, что его имя и дало название тем землям».

Эти слова заключают в себе весьма важные факты. Прежде всего, мы должны вспомнить, что размеры Атлантиды, указанные в «Критии» и равные Ливии и Азии вместе взятым, не имеют никакого отношения к материку, а означают лишь территории, на которые простиралась власть царей Атлантиды. Во-вторых, Гадира, или Гадес, — это, разумеется, финикийский город-порт, основанный в юго-западной Испании ок. 1100 г. до н. э. Любопытно, что Гадира — единственное , кроме Геркулесовых столбов, место, упоминаемое в связи с платоновским островом в Атлантике. Этот факт приобретает особую важность после слов «на языке его [Эвмела] собственной страны [т. е. Атлантиды] его звали Гадир». Другими словами, Платон думал, что «Гадира» и «Гадир» представляют собой имена на языке атлантов. Итак, как же мы можем объяснить эту взаимосвязь между Гадирой и Атлантидой?

Гадира, или Гадейра — это греческие варианты первоначального финикийского или карфагенского названия этого города-порта. Плиний в I в. н. э. ссылается на него, называя «Гадир», что, по его словам, на «пуническом» (т. е. карфагенском) языке означает «ограда». Видимо, это слово происходит от трехбуквенного семитического корня g-d-r, что означает «преграда» или «преграда из камней». Итак, это название можно интерпретировать как «город, обнесенный стеной», или «город стен», подобно Гедеру, неустановленному городу ханаанеян, упоминаемому в Библии, и Гедору, городу на нагорьях Иудеи. Оба эти названия происходят от того же корня, что и Гадес.

Так как имена Гадира и Гадир имеют явно семитическое происхождение, это ясно указывает, что «язык его [т. е. Эвмела или Гадира] собственной страны» был ворсе не языком Атлантиды, как думал Платон, а пуническим. Другими словами, первоначальным языком традиции легенд об Атлантиде был карфагенский. Приняв этот вывод, мы должны признать, что те, кто познакомил Платона с легендой об Атлантиде, использовали Гадиру в качестве географического ориентира, чтобы лучше объяснить протяженность сферы влияния царей океанской Атлантиды. Но, упоминая Гадиру, эти повествователи невольно выдали себя, поскольку, по всей вероятности, народами-мореплавателями, упоминавшими этот испанский город-порт в качестве ориентира, были финикийцы и карфагеняне.