Сергей Маслов - Тайны и судьбы мастеров разведки

— Один из авторов довольно размашистыми мазками описывал празднование «рядового» дня рождения Филби в кабинете ресторана «Прага». «За столом сидели в основном кагэбэпшо-партийные вожди». И ведь не просто бонзы, а «славно присосавшиеся к славе знаменитого агента». Читаешь — и создается впечатление, что люди просто решили хорошо выпить и закусить и что им как-то не осо­бо интересен человек, ради которого они, собственно, и собрались.

— Не хочу вступать в полемику по этому поводу. И вы поймете почему. Я приведу один пример. К высоким на­градам Кима Филби добавилась еще одна—орден Дружбы народов. По этому случаю Юрий Владимирович Андропов дал в его честь обед. Все происходило в очень узком кругу. Присутствовало всего пять человек, включая самого Кима, председателя КГБ и его помощника. В числе приглашен­ных был и я. Обед был устроен в служебной квартире за пределами Лубянки. Вы можете себе представить в такой обстановке нечто вроде купеческого загула? Хотя атмосфе­ра была очень теплой и, я бы сказал, доброй. Главное, что она свидетельствовала о внимании и об огромном уважении к Киму со стороны руководства Комитета. Ким ведь, между прочим, при необходимости имел возможность связаться с Андроповым напрямую.

—Не могу вообразить себе Андропова, «присосавшим­ся» к чьей-либо славе. Но как же все-таки насчет «знаме­нитого агента»? С формальной точки зрения все вроде бы верно: Филби не был кадровым офицером советской раз­ведки. Но уверен, что Филби, мягко говоря, не пришел бы в восторг, если бы при жизни кто-либо с нашей стороны назвал его агентом. А кем все-таки в структуре советской разведки он ощущал себя сам?

— Начну с того, что Ким Филби был награжден знаком «Почетный сотрудник госбезопасности». А этого звания удостаивались только кадровые сотрудники. Он сам, безусловно, ощущал себя именно советским разведчиком. Ведь он всю жизнь практически на советскую разведку положил — с 1934 года по 1963-й, когда он попал в такую ситуацию, когда его нужно было вывозить из Бейрута.

Он себя чувствовал разведчиком, так с ним обращались, так о нем писали. И копаться сейчас в этом: агент — раз­ведчик...

Чины и звания в данном, особом случае никакого зна­чения не имели. Он и там никаких званий не имел. Нет их там просто. Но он был человеком номер два в англий­ской разведке СИС (она же — МИ-6). Нашим человеком. Какие еще звания после этого нужны? Ведь он, работая на советскую разведку, достиг уровня нашего высокопо­ставленного, руководящего сотрудника. Но он, понимая это, будучи в здравом уме и памяти, ни на какие посты не претендовал. Он ощущал себя советским разведчиком, до­служившимся до пенсионного возраста. А ведь это так и было. В 1963 году ему исполнился 51 год. Но вот пенсию он получал как кадровый сотрудник. Это была очень хорошая, специальная пенсия.

— Виктор Георгиевич, скажите, он знал себе цену?

— Безусловно. Но он измерял ее не в денежном эквива­ленте. Это был человек, исполненный чувства собственного достоинства. Никто не мог наступить ему «на мозоль» и надеяться на безответность. Когда с ним или даже с его именем обращались небрежно, он вскипал. Хотя я лично могу вспомнить лишь один случай, когда с Филби произо­шло нечто подобное. При этом в ситуации не было какой-то недоброй преднамеренности по отношению к Киму. Про­сто наш товарищ, поддерживавший с Филби контакт, от неопытности перестраховался и в результате обманул его. То есть обманул он сразу двух человек. И первой жертвой этой, казалось бы, невинной лжи стал приятель Филби, со­трудник разведки дружественной тогда социалистической страны.

Тот, приехав в Советский Союз, поинтересовался: «А где Ким?» Наш ему отвечает: «Да Кима нет, он уехал». А Филби на самом деле был в это время в Москве. И вот когда он узнал об этом эпизоде, то эмоции перехлестывали через край: «Как же так? Как он мог сказать такое?» По сво­ей инициативе Филби позвонил своему коллеге, который хотел увидеться с ним в Москве, и сказал: «Ты только учти: у нас, в нашей разведке, такой человек только один. Других таких у нас нет, поверь». С одной стороны, это говорит о характере Кима, он не выносил лжи. С другой — я возвра­щаюсь к ответу на предыдущий вопрос — он не мыслил свою жизнь в отрыве от советской разведки. Он мог сказать: здесь, в Москве и т.д. Но он сказал: «У НАС».

— Вы говорите, что Ким не переносил лжи, обмана. Но ведь одна из самых существенных особенностей профессии разведчика заключается как раз в том, чтобы выдавать себя не за того, кто ты есть на самом деле.

— Жизнь вообще и жизнь разведчика могут приходить в противоречие — если только они не пронизаны общей, единой для них идеей. У Кима такая идея была: работа во имя более справедливого социального мироустройства. Эта идея, собственно, и привела его в ряды советской разведки. Видимо, говоря о неизвестном Филби, нельзя пройти мимо известного. После окончания Кембриджского университета Ким отправляется на континент. Работает журналистом.

В Европе он поначалу живет в Австрии, вращается в кру­гах, связанных с коммунистическим рабочим движением. Но когда советской разведке понадобилась интересующая ее информация из фашистских кругов, он находит способ проникнуть в них. Став, по существу, своим человеком в существовавшем до Второй мировой войны в Лондоне профашистском клубе, он по его линии отправляется в Германию, где встречается с Риббентропом.

Когда разразилась война в Испании, ведущий англий­ский официоз — газета «Тайме» — направил туда Филби в качестве основного корреспондента. Он знал не пона­слышке, что такое Герника, на его пуги встречались инте­ресные люди, такие, как, скажем, Хемингуэй. Работая на газету, он получал очень важную для советской разведки информацию. И попутно получил вьіспіую франкистскую награду непосредственно из рук каудильо.

Конечно, Филби действует в соответствии с инструк­циями и при поддержке советских разведчиков. Но на­сколько глубоко, как сказали бы на театре, проникновение в образ, артистизм. Конечно, между нашим ремеслом и лицедейством есть что-то общее! По большому счету, и то, и другое — искусство. Но кто же станет упрекать великого акгера в обмане, в шарлатанстве или чем-нибудь подобном? В профессиональном плане Филби отличался необычай­ным даром перевоплощения, в жизни — искренностью и нетерпимостью ко лжи. Вот вам и ответ на ваш вопрос.

Кстати, в Испании у Филби случился большой роман, о котором, возможно, нигде не писали. В него влюбилась ведущая балерина страны. Хотя внешне он, казалось бы, не столь привлекателен. Но она пролила на него столько неж­ности и заботы. Помогала оформлять его статьи, печатала на машинке. Встречались они не в какой-нибудь альков­ной обстановке, а в буквальном смысле в военно-полевых условиях. Этим я хочу липший раз сказать, что неизвестные факты из жизни Филби, безусловно, существуют. В том числе и по периоду пребывания его в Испании.