Аполлон Кузьмин - Крещение Киевской Руси

Всеволод был женат на дочери византийского императора Константина Мономаха. Тем не менее, в вопросах религиозной ориентации он проявлял большую гибкость. Именно он, по сообщению Татищева, вернул в 1076 году войско, направленное Святославом против корсунян в помощь грекам. Именно при нем на Руси устанавливается праздник Николы Вешнего, связанный с Римом, и ведется активная дипломатическая переписка с папами и антипапами. Насущные политические интересы не позволяли князьям отказаться от некоторых достигнутых Владимиром завоеваний, а военная мощь позволяла отстаивать самостоятельный взгляд на важнейшие вопросы. И даже уступив, в конечном счете, Константинополю в праве назначать митрополитов, русские князья сохранили за собой практику назначения епископов, лишь номинально утверждаемых митрополитами. Церковь оставалась в экономической и потому в политической зависимости от светской власти.

Естественно, что и Константинополь постоянно маневрировал. Сам брак Всеволода Ярославича с дочерью Константина Мономаха (1042–1055), очевидно, был связан с каким-то соглашением, в котором в это время особенно была заинтересована Византия. После смерти Ярослава византийская дипломатия прибегает к самым разнообразным уловкам, дабы поссорить между собой наследников могущественного князя.

Именно в годы правления трех Ярославичей Константинополь идет на создание на Руси трех митрополий вместо одной, о чем не так давно специально писал А. Поппэ. Для патриархов и императоров важно было максимально ослабить влияние своего главного противника – Изяслава Ярославича. Создание параллельных митрополий в Чернигове и Переяславле (или пожалование титулов митрополитов епископам этих политических центров) лишало киевского князя возможности воздействовать на своих братьев-соперников по церковным каналам. Произошло это, очевидно, после 1068 года, когда отношения между братьями резко обострились.

Показательно, что первым получил опору в собственной митрополии Святослав, занимавший Чернигов. Именно Святослав более всего склонялся к поддержке Византии и константинопольской церкви. Но в последней четверти XI века были митрополиты и в Переяславле Русском. Упоминавшийся выше русский митрополит Леонтий, с которым связывается «Послание об опресноках», мог занимать кафедру в Переяславле именно в конце XI века.

По устранению же опасной с точки зрения Константинополя ситуации на Руси две вновь учрежденные митрополии были ликвидированы. Противоречия между князьями, конечно, сохранялись. Но их мог использовать и митрополит-грек, сидевший в Киеве. Контролировать же целые три митрополии было явно труднее.

Что дало Руси христианство? Такого рода вопросы всегда не просты, поскольку учитывать надо не только приобретения, но и потери. Папа Иоанн-Павел II явно недоговаривал, когда оправдывал «увлечения» насильственными акциями церкви в деле искоренения язычества. Там, где христианизация проводилась насильственно, она для большинства обращенных означала порабощение. Именно поэтому на протяжении ряда веков вели борьбу с крестоносцами балтийские славяне и другие прибалтийские народы. Поэтому особенно важно оценить, как именно проходила христианизация и в каком виде христианство выступало.

Специалисты, достаточно единодушны в оценке крещения Руси как явления прогрессивного. При этом, однако, чаще всего имеется в виду соотношение абстрактного христианства и абстрактного язычества. А сравнение должно быть конкретным: что привносило и что разрушало христианство на Руси.

Главное достоинство язычества заключалось в сохранении в рамках его хозяйственного опыта. При насильственной христианизации часто терялись именно практические завоевания многих поколений. Собственно хозяйственному опыту на Руси христианство особого ущерба не нанесло: оно не пыталось, по крайней мере, на государственном уровне бороться с теми самыми поверьями, в которые одевается многовековая практика овладения законами природы. Более того. Церковь приспосабливалась к языческим праздникам, относящимися к циклу сельскохозяйственных работ. Сложнее было отношение к народной медицине, часто принимавшей форму волшебства.

Всюду в Европе горели костры, сжигавшие языческих кудесников. На Руси тоже эти костры вспыхнут, но несколько позже: впервые об этом упомянет новгородский летописец под 1227 годом, а затем сведения о них относятся к XV веку, когда само русское христианство, наконец, приобретает характерные византийские черты. Несомненны потери также в области поэтического творчества народа. Поэзия – обязательный спутник язычества и вообще племенного строя. Исторические песни поддерживали связь времен, а живая связь с природой давала образы, понятные язычнику и подозрительные для христианина. В монашеско-аскетическом варианте христианства особенному гонению подвергалось вообще языческое жизнеутверждающее «веселие». Поучения наполнены осуждениями светских развлечений, но результат от этого был крайне незначительный. В конце XI века митрополит-грек Иоанн II осуждает священников, участвующих вместе с мирянами в пирах и гуляниях, совместные гуляния мужчин и женщин проводились даже в монастырях. В миру же на такого рода призывы практически не обращали внимания.

Церковь на Руси изначально стояла все-таки под княжеской властью. А, по замечанию видного знатока позднего язычества Н.М. Гальковского, «в деле искоренения игр и плясок гражданские власти не всегда проявляли энергию, потому что сами в глубине души сочувствовали этого рода развлечениям». И много столетий спустя перед церковными служителями будут стоять те же самые проблемы. В начале XVI века игумен Елизарова монастыря Памфил осуждал псковичей за празднование Купальской ночи: «Мало не весь град возмятется, и в селах возбесятся, в бубны и в сопели и гудением струнным, и всякими неподобными играми сотониньскими, плесканием и плесанием, женам же и девам и главам накивание и устнам их неприятен клич, всескверныя песни бесовъскыя и хрептом их вихляния, и ногам скакания и топтания. Ту же есть мужем и отроком великое падение, на женское и девичье шатание и блудное им возрение. Також есть и женам мужатым беззаконное осквернение ту же и девам растление».

Много позднее, в 1836 году, нижегородские священники жалуются на свою паству, празднующую Семик – русалии, приспособленный к христианству как Троицын день: «В седьмый четверок по Пасце собираются жены и девицы под древа, под березы, и приносят, яко жертвы, пироги и каши и яичницы, и поклоняясь березам, учнут походя песни сатанинские приплетая пети и дланми плескати, и всяко бесятся». В быт никак не могла войти восточная неделя с нерабочим днем в воскресенье. Еще и в XVI веке, причем и у мордвы, и в Южной Руси, праздновали пятницу – остаток старого славянского календаря. Не случайно позднее пятница станет базарным, торговым днем во многих районах: в язычестве в этот день нельзя было работать, но можно было торговать.