Джесси Байок - Исландия эпохи викингов

Тюлений и акулий жир считались, кроме того, лучшим топливом для масляных ламп. Делались лампы очень просто — брался камень, в нем выдалбливалось углубление, вот и лампа. Фитили мастерили из пушицы (исл. fífa , лат. Eriophorum ), которая произрастает на исландских болотах. В конце лета соцветия становятся похожи на хлопок, исландцы издревле сравнивали их с длинными женскими светлыми волосами. Фитиль лежал на краю лампы, несгоревшее масло капало с него в другую лампу, побольше, в которую ставили первую. Когда нижняя лампа наполнялась, масло из нее переливали обратно в верхнюю.

В Исландии в изобилии водится форель разных видов, и для многих хуторов это был важный ресурс, особенно зимой, — форель можно ловить сетями подо льдом. Морская форель бывает очень большой, в наши дни рыбакам попадаются особи весом свыше 14,5 кг. Как и лосося (также чрезвычайно важный ресурс), форель можно коптить. [89]До долинных хуторов добиралась, кроме копченой, и сушеная рыба, обычно треска. Треска богата жиром и благодаря этому хорошо консервируется. Сушили ее на ветру, на специальных деревянных стойках; рыбину вскрывали и привязывали к деревянной палке (дисл. stokkr ; ср. русское «шток»), отсюда ее английское название stockfish , буквально «палочная рыба». Соль для этой процедуры не нужна, поэтому сушка рыбы почти не требовала вложений, рыбаки обычно занимались ею сами. Исландия, северная Норвегия и Лофотенские острова — в числе очень немногих регионов мира, где треску можно сушить на ветру, несмотря на высокое содержание жира; возможно, это из-за холодных северных ветров с полюса, которые, на фоне мягкого морского климата, обеспечивают частые переходы через ноль. Там, где таких ветров нет — например, на юге Норвегии, — сушить треску на ветру бессмысленно.

Мы точно знаем, что к концу эпохи викингов, в XII веке, сушеная рыба стала одним из основных продуктов питания во всей Исландии, особенно во время постов, но о внутренней исландской торговле сушеной рыбой в период непосредственно после заселения нам известно совсем немного. Заполнить эту лакуну помогает археология, а точнее, археозоология; археозоологические данные с раскопок на хуторе Дворы Грани (исл. Granastaðir , середина X в.), расположенном вдали от моря, позволяют утверждать, что туда привозили рыбу с побережья и жители хутора ели ее наравне с мясом скота, в частности свининой и кониной. [90]Помогает нам и «Сага о Греттире» — в главе 42 мы находим окно в этот утраченный мир благодаря рассказу о путешествии брата Греттира, Атли, за провиантом. Впрочем, возможно, в деталях сага отражает скорее ситуацию XIII века — об этом можно судить по тому, куда именно Атли и его вьючные лошади направляются по делам:

Атли стал теперь [91]полноправным хозяином на хуторе [Скала] и держал при себе много людей. Он был из тех, кто неустанно печется о провизии. В конце лета он отправился на Мыс Снежной горы за сушеной рыбой, собрал много лошадей и выехал из дому к Песчаным холмам на Бараньем фьорде, где жил его зять Гамли. [92]Там к Атли в компанию набился Грим сын Торхалля, брат Гамли, и с ним еще человек. Поехали они на запад через Перевал Соколиной долины и оттуда — прямо на Мыс, накупили там вдоволь сушеной рыбы, так что навьючили целых семь лошадей и, как собрались, пустились в путь домой.

Семь навьюченных лошадей сушеной рыбы — немалый груз. Было бы чрезвычайно интересно узнать, чем Атли за нее заплатил.

Заготовка сена на низинных лугах была жизненно необходима — без сена хуторянам нечем было кормить коров и овец в течение долгой зимы, а прокормить требовалось максимально возможное число голов. В стадах большинство составляли валухи, баранов обычно держали лишь несколько, на развод. Валухи вырастали огромные и жирные, по весне с них состригали сугробы шерсти, которая зимой позволяла им выжить в горах, — их не сгоняли вниз, а оставляли на воле искать самим себе пропитание. В позднейшие времена исландцы считали, что валухи, которым удалось пережить зиму, — очень умные животные; в самом деле, в лютый мороз они умеют зарываться в снег и так греться, выставляя наружу лишь ноздри. От этой способности животных перебиваться самостоятельно напрямую зависело выживание людей. Олав Стефенсен (исл. Ólafur Steffensen ), губернатор Исландии с 1793 по 1803 год, заметил как-то, после окончания особенно жестокого голода, что овцы, самостоятельно пасущиеся на воле зимой, — не что иное, как «столп, на котором стоит наше сельское хозяйство». [93]

Сам факт, что скотоводство и владение обширными участками земли играли центральную роль в исландской жизни, показывает, насколько мало менялось положение вещей на острове с X по XIII век. На протяжении всего этого периода плодородной земли, которую можно было успешно возделывать, решительно не хватало на всех. В силу географического положения лето в Исландии короткое, холодное и часто влажное, из-за чего выращивание зерновых уподоблялось игре в рулетку. Мука и зерно вскоре стали предметом роскоши, импортным товаром, хотя на юге Исландии иные хуторяне все-таки выращивали кое-какие злаки, например ячмень, в ограниченных количествах. Внутренние регионы острова были по большей части непригодны для жилья из-за жестокости долгих зим, и население вынуждено было распределиться вдоль побережья и в редких защищенных от ветра долинах. В этих местах рост численности приводил к росту социальной напряженности из-за нехватки земли, и споры о правах собственности на те или иные участки стали главным содержанием общественной деятельности — прежде всего потому, что именно на этих участках производилось пропитание.

О числе исландцев времен народовластия (условно 930-1264 гг.) можно лишь гадать, несмотря на то что источники содержат кое-какие совершенно уникальные данные. Так, Ари Мудрый сын Торгильса, исландец XII века, написал в своей «Книге об исландцах» (дисл. Íslendingabók ), что второй исландский епископ, Гицур сын Ислейва, провел в конце XI века перепись населения. Гицуру удалось установить, что в этот период, когда близился конец эпохи викингов, в стране было тридцать восемь «сотен» землевладельцев, обязанных платить так называемый тинговый налог (см. об этом подробнее гл. 14). Речь идет о главах хозяйств, владевших собственностью достаточно крупной, чтобы претендовать на полный объем прав в судах и на сходках. «Сотня», вероятно, была «длинная», то есть это слово означало, как обычно в исландских источниках тех времен, число 120 (десять дюжин); таким образом хуторян, способных вести самодостаточное хозяйство, было в конце XI века около 4560.

Столь большое число свободных землевладельцев говорит о том, какое серьезное социальное выравнивание произошло в Исландии за два века с эпохи заселения. Оно же демонстрирует, сколь важную политическую роль играл этот класс земельных собственников, которые — источники совершенно единодушны в этом плане — умели сами позаботиться о своих правах и интересах. Все известные оценки общего населения Исландии так или иначе опираются на означенное свидетельство Ари о переписи Гицура. Считая, что в среднем на исландском хуторе жило от 10 до 20 человек — сюда входят как хозяин, так и члены его семьи и другие домочадцы, — мы получаем цифры от 45 до 90 тысяч. Судя по всему, 90 тысяч — завышенная оценка: довольно точно известно, что в XVII веке в Исландии жило около 55 тысяч человек. [94]В эпоху народовластия земля в Исландии была плодороднее, а луга были меньше затронуты эрозией, чем в XVII веке; исходя из этого можно предполагать, что и население было несколько многочисленнее, отсюда оценки в 60–70 тысяч человек. [95]