Джесси Байок - Исландия эпохи викингов

Практически все письменные памятники, касающиеся ранней истории Исландии, в том числе саги и церковные тексты, написаны на древнеисландском языке. Древнеисландский принадлежит к древнезападноскандинавским диалектам — норвежцы и исландцы фактически говорили на одном языке вплоть до середины XIV века. Затем континентальные диалекты в Норвегии претерпели значительные изменения, в Исландии же язык первопоселенцев по большому счету мало изменился. [32] Современный исландец может без особого труда читать прозаические тексты середины XII–XV веков; как правило, ему требуются лишь небольшие, частные лексические и синтаксические пояснения. Это, конечно, вовсе не значит, что между современным и древним исландским стоит знак равенства; структура современного исландского мало отличается от структуры древнего, но число частных изменений на всех уровнях языка весьма велико. (Прим. перев.) Древнеисландский является также предком современных шведского, датского и норвежского языков, однако, в отличие от современного исландского, эти последние значительно от предка отдалились.

В книге, которую держит в руках читатель, часто употребляются слова «викинг» и «викингский». Слова эти были известны исландцам одноименной эпохи, однако они вовсе не употребляли их, как порой делаем мы, люди XXI века, для обозначения некоей нации. Вероятно, скандинавы тех времен сумели бы понять термин «эпоха викингов», но ни за что не согласились бы называть свое общество — древнескандинавское общество, и, в частности, древнеисландское, — «викингским». В средневековой Скандинавии слово víkingr (муж. р., мн. ч. víkingar ) обозначало пирата, морского разбойника; викингами называли тогда людей, которые собирались в шайки и отправлялись в грабительские («викингские») походы, как далеко за море (правда, подобные предприятия скандинавы считали «геройскими делами» и зарабатывали там себе славу), так и в соседние скандинавские земли.

Значение древнеисландского слова víkingr вполне прозрачно (точнее, ясен его денотат), однако происхождение и внутренняя форма его остаются загадкой. Есть версия, что оно связано со словом vík , означающим «залив», — в таких местах викинги жили и поджидали неосторожных мореходов. Исландцы, однако, почти никогда не нападали друг на друга с моря. Другое дело, если исландец отправлялся за море, чаще всего в Норвегию, — в таких случаях в источниках неоднократно говорится, что человек «стал викингом» на время или что он сражался против викингов. Фразы типа hann var víkingr , то есть «он был викинг», нередко встречаются в древнеисландских текстах. Сами грабительские походы назывались родственным словом женского рода (дисл. víking ), и про многих исландцев, когда они отправлялись из Исландии за море (или жили в Норвегии, прежде чем эмигрировать в Исландию), говорится, что они «ходили в грабительские (или викингские) походы» ( fóru í víking ).

Люди, в чьих руках находилась власть в Исландии, назывались «годи» (дисл. goði , мн. ч. goðar ). [33] В английской научной традиции принято считать, что дисл. goði и англ. chieftain — синонимы; однако русский перевод англ. слова — «вождь» — крайне неадекватно отражает статус исландских годи и поэтому не используется. В качестве синонима употребляется слово «хёвдинг», заимствование из дисл. hǫfðingi , буквально «стоящий во главе»; в дисл. у него есть и более широкое значение «важный, влиятельный человек», — однако для исландских реалий «хёвдинг» и «годи» фактически совпадают. (Прим. перев.) Они куда больше походили на политических лидеров XIX–XXI веков, чем на современных им самим военных вождей других стран. Их формальные исполнительные полномочия были чрезвычайно скудны, и до самого XIII века годи не имели ничего похожего на армии — следовательно, никак не могли силой оружия подавлять население острова. Несмотря на свой статус лидеров, они не имели возможности ограничивать доступ других землевладельцев к природным ресурсам и не пользовались никакими привилегиями в смысле первоочередного доступа к избыткам тех или иных продуктов того или иного региона. Как и прочие крупные землевладельцы, они лучше остальных умели переживать тяжелые времена (недороды и т. п.), но в Исландии не существовало никаких общественных построек вроде сложных ирригационных систем, акведуков или крепостей, поддержка которых в рабочем состоянии являлась бы прерогативой годи и ставила их выше других людей. Далее, годи, что по отдельности, что в союзе, располагали крайне ограниченными рычагами давления на простых землевладельцев-бондов (дисл. bóndi , мн. ч. bœ ́ ndr [34] Слово буквально означает «житель» (причастие от дисл. глагола búa «жить», родственного русским «быть», «быт»), переносное значение — «хозяин» (ср. дисл. húsbondi «хозяин дома» и производное англ. husband «муж»). (Прим. перев.) ). Даже когда данный конкретный бонд являлся официально признанным сторонником — так называемым «тинговым человеком» [35] Дисл. maðr (из * mannr , где — r — окончание им. п. ед. ч.) соответствует англ. man , нем. Mann и т. д.; как правило, означает именно «мужчина», но часто имеет и обобщенное значение «человек», особенно во мн. ч. (дисл. þingmaðr , мн. ч. þingmenn , далее просто «тинговым») — данного конкретного годи, навязать ему свою волю лидеру было непросто.

Итак, годи, хотя и являлись знатью, не командовали армиями, а представляли интересы разных людей и социальных групп, прежде всего своих тинговых, которые набирались из обычных бондов. Группы эти формировались на основе личных договоров и взаимного доверия, а также возможности для обеих сторон — годи и бонда — извлечь из этих отношений выгоду. Про бонда, который стал тинговым человеком того или иного годи, говорили, что он «в тинге» с этим годи. Сфера же власти годи — то есть тот нематериальный объект, которым он «владел» в качестве годи — называлась «годорд» (дисл. goðorð , сложное слово, составленное из goði и orð , «слово»). Не приходится сомневаться, что годи взяли свою «власть» в начале X века мирным путем — в результате консенсуса всех свободных землевладельцев. Годорд, несмотря на свою нематериальную природу, считался тем не менее объектом частной собственности — его можно было передать по наследству, при этом далеко не всегда его автоматически наследовал старший сын. Кроме того, годорд можно было купить или получить в дар, можно было владеть им совместно. Вероятно, число годи во все времена как минимум вдвое превосходило число годордов, поскольку любой человек, владевший частью годорда, имел право именоваться годи.

Древнеисландское слово goði , вероятно, происходит от goð («бог»), поэтому некоторые исследователи называют годи «вождями-священниками». Возможно, возникновение термина и в самом деле связано с тем, что «главные люди» в средневековой Исландии исполняли обязанности языческих священников. Доступные письменные источники созданы уже в христианскую эпоху, и их сведениям касательно языческих обычаев, бытовавших до обращения, нельзя верить на слово [36] [ Olsen 1966]. — в этом плане они не слишком надежны. Однако многие годи (о точном числе мы судить не можем), вне всякого сомнения, в момент принятия христианства в 1000 году [37] Неизвестно точно, какими календарями пользовались средневековые исландцы, поэтому ученые спорят, в каком именно году произошло обращение Исландии в христианство — в 999-м или в 1000-м. Точная дата не установлена, и, видимо, установить ее невозможно, поэтому я выбрал традиционную датировку, 1000 год. Олавия Эйнарсдоттир выдвигает ряд аргументов в пользу датировки крещения 999 годом [ Ólafía Einarsdóttir 1964: 72–90]. В предисловии к своему изданию «Книги об исландцах» Якоб Бенедиктссон подробно рассматривает эти вопросы, в частности, критически оценивает аргументы Олавии [ Íslendingabók 1968, XXIX–XXXV]. сменили свои обязанности языческих священников на обязанности священников новой веры. Годи не только сумели пережить столь драматичный поворот истории — они в значительной мере сами его организовали и потому сохранили свои традиционные позиции. Приняв новую веру, они не выпустили из рук исконную монополию на власть, а в течение XI и XII веков еще более ее укрепили. И в языческую, и в христианскую эпоху годи равно являлись элитой исландского общества — пусть немногочисленной, пусть не слишком сильно выделяющейся на фоне «обычных» граждан, но все же именно элитой — и в этом качестве контролировали страну как идеологически, так и политически.