Владлен Сироткин - Александр Первый и Наполеон. Дуэль накануне войны

Совсем другой была практика революционных «диверсий Наполеона». Еще в советские времена исследователи и публикаторы документов обращали внимание на почти троекратный рост крестьянских выступлений в 1812 г. в «прифронтовых» губерниях, откуда сбежали царское местное «начальство» и помещики. Уральский исследователь Б. Ф. Ливчак не побоялся при этом еще в 1961 г. написать, что этот рост «бунтарства» (грабежи и поджоги поместий и складов, убийство оставленных «охранять добро» управляющих и приказчиков, сотрудничество с оккупантами и совместное мародерство и т. д.) происходило в общей атмосфере иллюзий, что «Великая армия» якобы «несла с собой антикрепостнический дух».

Даже в занятой им Москве Наполеон получил 6 октября 1812 г. прошение неких «жителей гор. Рузы» с просьбой издать прокламацию «о воле».

И тем не менее, отмечает А. И. Попов, такая прокламация так и не была издана.

Автор повторяет главный мотив этого отказа, давно известный по французской литературе о кампании 1812 г. – Наполеону в Москве нужен был прежде всего мир (дубликат Тильзита, но на еще более тяжелых для Александра I условиях), что уже не раз отмечалось в историографии.

Но был еще один – и, пожалуй – главный мотив, который уберег императора Франции от этого, как показала вся последующая история России, крайне рискованного предприятия – прокламации о воле. Самой сильной стороной статьи-доклада А. И. Попова является аргументация мотивов этого отказа на основе анализа французских источников – как высказываний самого Наполеона, так и его ближайшего окружения во время русской кампании – Сегюра, Коленкура и, особенно, маршала Л. Гувьона Сен-Сира. Позднее в своих мемуарах все они в один голос утверждали, что от отмены крепостного права в «коренной» России удержало Наполеона то, что «у варварского народа и свобода варварская, необузданная…» (Ф. Сегюр), революционные принципы «свободы – равенства – братства» применимы только к «цивилизованным народам» (Л. Гувьон Сен-Сир: маршал приводит конкретные примеры, когда русские «партизаны» нападали и грабили не только обозы неприятеля, но и собственных отступавших войск).

Впрочем, мародерство самих русских и их участие по приказу Наполеона в разграблении Кремля и других святынь Москвы (снятие золоченого креста с кремлевской колокольни Ивана Великого, конной статуи Петра I с купола здания Сената в Кремле, золоченого орла с Сухаревской башни и такого же орла со здания почтамта и др.) сегодня не стесняются упоминать и современные отечественные публикаторы.

Известно, что те же аргументы о «необузданной свободе» Наполеон повторял и после поражения в России в своей знаменитой оправдательной речи в Сенате Франции 20 декабря 1812 г. о «генерале Морозе»: «Я мог бы поднять против [царя] большую часть населения, провозгласив освобождение рабов, но я отказался от этой меры», узнав о «грубости нравов этого самого многочисленного класса русского народа».

Тем не менее, еще 16 сентября 1805 г. кн. Адам Чарторыйский представил царю обширный доклад по организации антинаполеоновской пропаганды, Александр I его полностью одобрил.

Что же предлагал польский князь на русской государственной службе? А вот что:

«1. Наполеоновская антирусская печатная пропаганда приобретает угрожающие размеры.

2. Ей срочно следует противопоставить систему мер, включающую:

а) контроль за публикацией в России всех внутриполитических материалов, дабы не дать врагу использовать невыгодные или опрометчивые публикации русских журналистов;

б) тщательное отслеживание внешнеполитических публикаций в Европе, особенно, во Франции, что должны осуществлять русские посольства за границей, пересылая в Петербург копии наиболее интересных статей

в) основным объектом русской антикритики должен стать наполеоновский «Монитер».

3. Главная же цель – «приобретение нужного влияния над журналами и газетами, в чужих краях издаваемых, так и вообще над мнением общественным посредством печатания разных статей, соответствующих видам и намерениям России, и издания разных политических сочинений, имеющих в виду благо общественное».

Однако поначалу все это новое дело пошло по традиционному для России бюрократическому пути. Вначале никак не могли определиться – при каком ведомстве создавать собственное «ведомство Фуше»?

Конкурировали в основном два – МИД и Главная дирекция почт, директор которой Д. Трощинский еще раньше Чарторыйского (20 октября 1804 г.) представил царю схожий доклад.

В конце концов МИД перетянул «канат», поскольку в нем еще в 1804 г. был учрежден особый «газетный отдел», уже готовивший с 1804 г. «статьи для помещения в газетах».

Однако эти «газеты» (а речь шла главным образом о правительственном официозе «Санкт-Петербургские ведомости» на русском языке) за границей никто не читал – по незнанию языка. Пришлось в 1804–1805 гг. переориентироваться на частные русские издания на немецком языке – «Russland unter Alexander dem Ersten» (1803–1806) академика Генриха Шторха (журнал печатался в Лейпциге и расходился и в Германии, и в России), и «Konstantinopol und St.-Peterburg, der Orient und der Norden» (Рига, 1805–1806) прибалтийского лютеранского просветителя Генриха фон Реймерса и рижского немца Фридриха фон Шредера ставшего одним из активных публицистов русской официозной антинаполеоновской пропаганды.

И хотя в России в те времена издавалось несколько иноязычных частных журналов (причем некоторые, например, «Русский инвалид», сразу на трех языках – русском, немецком и польском) в Петербурге, Москве, Риге и Одессе, размах и качество русской антинаполеоновской пропаганды царя явно не удовлетворял, особенно, в связи с тем, что «ведомство Фуше» в преддверии русско-французской войны 1806–1807 гг. усилило заброску прокламаций, листовок, брошюр в Литву, Латвию, Белоруссию и на Западную Украину.

Александр I вынужден был снова обратиться к услугам Чарторыйского, хотя с середины 1806 г. князь Адам был уже отстранен от руководства внешней политикой России. На этот раз Чарторыйский подготовил не доклад, а проект секретного указа, который царь и подписал 2 октября 1806 г. По этому указу в дополнение к уже существующему «газетному отделу», предписывалось создать еще при МИДе и «особенную экспедицию сочинения специальной газеты на французском языке».

Предложенное князем Адамом название «Anti-Moniteur» не прошло, и газету окрестили нейтрально – «Journal du Nord» (1806–1812 гг.). указ приписывал новый официоз к министерству иностранных дел России, но официально он считался изданием «группы литераторов». А чтобы замаскировать и источник финансирования (значительная по тем временам сумма в 13 тыс. руб. в год), указ предписывал брать деньги из доходов главной дирекции почт Российской империи.