Джон Аллен - Opus Dei

Один из голосов, выступавших за такой подход, принадлежал монсеньору Анхелю Родригесу Луньо, священнику Opus Dei, профессору Университета Святого Креста в Риме, консультанту Конгрегации доктрины веры. «Проблема заключается в том, что, когда мы пытаемся дать неоднозначную реакцию, тут же в газетах появляются заголовки «Ватикан одобряет презервативы», — сказал Родригес Луньо в интервью Washington Post. — Вопрос гораздо более сложный. С точки зрения морали мы не можем смотреть сквозь пальцы на контрацепцию. Мы не можем сказать шестнадцатилетним детям в классе, что они должны пользоваться презервативами. Но если мы сталкиваемся с ситуацией, когда человек несомненно будет продолжать вести себя пагубно, с проституткой, которая не собирается бросать свою профессию, тогда мы можем сказать: «Остановись. Но если ты не собираешься этого делать, то хотя бы сделай то. Половая жизнь вне брака уже есть нарушение шестой заповеди, половая жизнь вне брака без предохранения чревата нарушением пятой заповеди — «Не убий». В сущности, Родригес Луньо проводил различие между законом и казуистикой, имея в виду применение закона в конкретных случаях. Родригес Луньо очень хорошо знал, что ни папа, ни любое агентство Ватикана никогда не высказывались по конкретному вопросу о том, может ли презерватив быть оправдан как меньшее зло в контексте СПИДа. Это была тонкая аргументация, которая удивила и ужаснула некоторых консерваторов.

Через некоторое время эта разновидность плюрализма, которую описывает де Соленни и о которой говорит Родригес Луньо, привела к эффекту «смягчения» людей, бывших изначально более жесткими. Другими словами, Opus Dei не столько порождает фундаменталистов, сколько их переделывает. Если так действительно происходит, это должно согласовываться с мечтой Эскрива, который в письме от 1965 года писал, что хотел бы, чтобы члены Opus Dei были либеральными, «всегда признавали хорошее в других, никогда не были замкнутыми и ограниченными и чтобы их души были открыты всему миру».

На более глубоком уровне мир не готов серьезно воспринять мнение Opus Dei о свободе, поскольку чаще всего речь идет о двух разных моделях свободы. В большинстве случаев напряженная секулярная мысль под свободой понимает то, что философы называют «волюнтаризмом», имея в виду личное желание. Человек «свободен», когда нет внешних ограничений в свободе действий, когда он делает то, что хочет. В этом смысле, если человек не согласен с позицией Opus Dei по отношению к контролю рождаемости, он не полностью «свободен».

Однако внутри Opus Dei понимание свободы другое. Opus Dei обращается к классическому аристотелевско-томистскому подходу, согласно которому свобода — не есть конечное добро. Свобода, скорее, отсылает к истине, и, таким образом, действительно свободный человек не просто делает то, что хочет, но поступает в соответствии с промыслом Божиим о подлинном человеческом процветании. Если воспользоваться довольно избитым примером, алкоголик не «свободен» именно потому, что он пьет, когда хочет. Он не может быть свободным, пока не прекратит пить, даже если это будет не то, чего он «хочет» в этот момент.

В проповеди о свободе Эскрива выражает это следующим образом:

Поймите, свобода обретает правильный смысл только при служении истине, которую мы устанавливаем в поисках бесконечной любви, освобождающей нас от всех форм рабства. Каждый новый день усиливает мое стремление провозгласить на все стороны света неисчерпаемое сокровище, принадлежащее христианству: «Великая свобода детей Божиих!» По существу, именно это имеется в виду под «доброй волей», которая учит нас добиваться добра, после того как мы отличили его от зла… Но есть люди, которые этого не понимают. Они восстают против Создателя, и их восстание мелко, уныло и беспомощно, они слепо повторяют бесполезные жалобы, увековеченные в псалмах, — «давайте избавимся от рабства, давайте освободимся от их власти». Они естественно, молчаливо, без демонстраций и сетований уклоняются от тягот выполнения своих повседневных задач. Они не сознают, что даже когда воля Божия кажется тягостной и причиняет боль, она вполне совпадает с нашей свободой, которую можно обрести лишь в Боге и в Его замыслах.

По этому поводу один итальянский нумерарий сказал мне: Abbiamo liberta, si, та liberta dentro un impegno («У нас есть свобода, но она находится в рамках наших обязательств».)

Взаимное непонимание по поводу «свободы» в Opus Dei часто не столь огромно, чтобы заявлять: «критики лгут, а Opus Dei говорит правду» или наоборот. Просто обе стороны употребляют одно и то же слово «свобода», но имеют в виду разные вещи. Конечно, напрямую аристотелевско-томистская модель не является концепцией свободы Opus Dei, но она лежит в основе многих традиционных католических размышлений. Однако, поскольку Opus Dei стремится занять в данном случае ведущую позицию, на него падает непропорционально тяжелая ноша — найти способ объяснить свое понимание свободы культурному сообществу, исходные параметры которого по этому вопросу очень отличаются.

Одна из самых значительных случившихся с Эскрива историй произошла во время его поездки по Мадриду в 1931 году, через три года после его прозрения в День Ангелов-Хранителей, положившего начало Opus Dei. В тот день он ехал в трамвае и читал ежедневную мадридскую газету ABC , когда внезапно увидел вокруг божественное сияние, настолько потрясшее его, что он не смог сдержаться и закричал во весь голос: «Abba, Отец, Отец! » АЬЬа — слово из арамейского языка, на котором говорил Иисус, оно переводится приблизительно как «папа». Это одно из нескольких слов, оставшихся не переведенными авторами Нового Завета, который написан в основном на греческом языке.

Нечего и говорить, что пассажиров трамвая его крик сильно удивил, но они ничего не предприняли. Потом Эскрива рассказывал, что в тот момент он ошеломляюще четко осознал себя сыном Божиим — позже он стал называть это ощущение богосыновством. Идея заключается в том, что все мы — создания Божии, а искупая наши грехи через жертву Иисуса на Кресте, Бог нас усыновил, и, таким образом, мы в самом прямом смысле «дети Божии» и пользуемся всей любовью и нежностью, которые подразумевают эти отношения.

Конечно, Opus Dei считает знаменательным, что это откровение произошло не в соборе или монастыре, а в уличном транспорте, набитом обычными людьми, едущими по своим повседневным делам. Это был случай усиленного предназначения: откровение случилось в миру, чтобы подчеркнуть правду о мире. Как позже это сформулировал сам Эскрива, «улица не мешает нам иметь умозрительный диалог с Богом. Для нас давка и сутолока мира и является местом для молитвы».