М. Бойцов - Со шпагой и факелом. Дворцовые перевороты в России 1725-1825

[37]О чем и капрал Кренев, который к тем воротам от него, Мировича, был послан, в ответе своем (на 21-й странице), что он при тех воротах с одним, а не с двумя солдатами на карауле сверх обыкновенного при оных часового находился, а такой приказ от него, Мировича, чтоб ни в город, ни за город никого не впущать, слышал, показал в сходственность.

[38]О чем и вся команда сходственно засвидетельствует с тем, чтоб он как солдатам, так солдаты с ним ничего не говорили, что и он, комендант полковник Бередников, в ответе своем (на 217-й странице) равномерно же показал, прибавляя при том, что он, Мирович, при выговаривании тех слов примерялся ему в грудь ружьем со штыком.

[39]А как из ответов артиллерийских служителей (на 67 и 68 страницах) значится, что, кроме капрала Коркина, за пушкою из них никто не ходил, о чем и сам он, Мирович, что были ль окроме оного капрала Коркина кто из артиллерийских служителей за тою пушкою (как то из последнего его о разноречиях ответа на 261-й странице в 4-м пункте значится), показал, что того не упомнит.

Т. е. срок.

[40]Страшный удар (фр.). Sous peu je me verrai force de faire tomber des tetes qui jadis m’etaient cheres. Скоро мне придется позволить упасть головам, которые когда-то были мне дороги (фр.).

[41]Первый был тотчас по вступлении Павла на престол в течение одной недели произведен из поручиков артиллерии в генерал-лейтенанты. Император познакомился с ним, еще будучи великим князем во время своего путешествия в отдаленные окраины государства, когда Аракчеев устроил в его честь фейерверк. Второй был раньше прусским офицером и поступил на русскую службу с какими-то необыкновенными преимуществами. Затем они были сосланы вследствие какого-то каприза императора.

Когда желают сделать яичницу, следует разбить яйца (фр.).

Что вы делаете, Платон Александрович? (фр.).

Он скончался! (фр.).

Что вы мне говорите? Мне не гоже подчиняться - давайте подчиняйтесь вы сами, если хотите! (фр.).

Ваше величество, не надо ломать комедию (фр.).

Боже, помоги мне это перенести! (нем.).

Александру Павловичу.

Птичка улетела (фр.).

Я хочу править! (нем.).

[42]Этот гусар был награжден подарком каменного дома в Петербурге стоимостью в 50 000 рублей.

Назвали, очевидно, Александра Павловича.

[43]Что за человек! Вот каким надо быть, чтобы произвести революцию. Но всякий честный человек отступил бы перед подобной клятвой.

[44]Пален был совершенно прав: без смерти Павла революция была бы невозможна; сомнительно даже, удалось ли бы даже заточить его, а если удалось бы, то новая революция сделала бы его орудием ужасной мести.

[45]Какая ловкость и какое присутствие духа!

[46]Насчет Бенигсена и Валериана Зубова Пален был прав; Николай же был бык, который мог быть отважным в пьяном виде, но не иначе, а Платон Зубов был самым трусливым и низким из людей.

[47]Какая адская махинация!

[48]Палену удалось внушить императору подозрение насчет императрицы, как будет видно дальше.

[49]Пален не напрасно беспокоился: оказывается, что император имел более чем подозрения о замышляемом и что сам Пален был осужден на опалу. Павел тайно послал в Гатчину за двумя своими прежними фаворитами, в то время удаленными: Аракчеевым и Линденером; если бы приехали эти два чудовища, они заменили бы Палена и, может быть, великого князя Александра на постах генерал-губернаторов Петербурга, и столица облилась бы кровью. Аракчеев прибыл через десять часов после смерти Павла; он был остановлен на заставе и отослан обратно.

Можно ли было тогда ожидать, что впоследствии этот ужасный человек приобретет при императоре Александре почти безграничную власть и будет оказывать влияние самое пагубное? Много говорили в то время о каком-то письме, адресованном накануне смерти Павла к графу Кутай- сову или князю Гагарину, письме, которое тот или другой позабыли передать императору и даже распечатать и в котором, говорят, заключалось предупреждение о том, что произойдет на другой день.

Князь Христофор Ливен, генерал-адъютант Павла, ныне посол в Лондоне, в то время только что подвергшийся опале и передавший князю Гагарину портфель военного министра, рассказывал мне, что письмо было от него и адресовано Гагарину, который действительно позабыл вскрыть его, но что оно не содержало никаких предупреждений о заговоре, так как он сам ничего не знал о нем, а содержало только просьбы частного характера.

[50]Странный изворот! Он не способствовал смерти Павла! Но несомненно, это он приказал Зубовым и Бенигсену совершить убийство.

[51]Между прочим, князя Яшвиля из артиллерии, Вяземского – Семеновского полка, Скарятина – Измайловского, Аргамакова – Преображенского, Татаринова – Кавалергардского, Волконского и др.

[52]Думают, что Пален, адский гений которого все предвидел, а в особенности не забыл ничего, что могло касаться его лично, уклонился от деятельного участия не потому, как он уверял меня, что хотел исполнить обещание, данное великому князю Александру, а для того, чтоб быть в состоянии, если не удастся предприятие, броситься на помощь к императору: не желая сам совершать преступления, он, зная хладнокровие и невозмутимое мужество Бенигсена, призвал его, чтобы заменить себя, и правда, что без Бенигсена ничего не удалось бы.

[53]Наверху этой лестницы на площадке находится дверь; она ведет в большую залу, служившую прихожей императора, и где спали два гусара или придворных гайдука. За этой комнатой была спальня Павла, обширная и высокая; из нее вели две двери, между которыми был устроен род чуланчика, где спал камердинер. Направо от входа стоял шкап, куда прятали знамена и штандарты гвардейских полков и шпаги офицеров под арестом. Возле шкапа была дверка, ведущая через узкую потаенную лестницу в голландскую кухню, никогда не бывшую в употреблении, и затем в квартиру дежурного генерал-адъютанта; в то время это был князь Гагарин, жена которого, рожденная княжна Лопухина, была любовницей императора.

[54]Это был некто Аргамаков, адъютант Преображенского полка, он являлся каждое утро в 6 часов подавать императору рапорт по полку. Он стучится в дверь, запертую на ключ. Камердинер встает и спрашивает его, кто он такой и что ему нужно. Аргамаков называет себя, прибавив: «Можно ли спрашивать, что мне нужно? Я прихожу каждое утро подавать рапорт императору. Уже 6 часов! Отпирайте скорее!» – «Как 6 часов? – возразил камердинер, – нет еще и 12-ти; мы только что улеглись спать». – «Вы ошибаетесь, – сказал Аргамаков, – ваши часы, вероятно, остановились: теперь более 6-ти часов. Из-за вас меня посадят под арест, если я опоздаю, отпирайте скорее». Обманутый камердинер отпер, и заговорщики вошли толпой.