Роберт Коули (ред.) - А что, если бы

Такая корректировка плана существенно, хотя и не фатально, ослабляла германский наступательный импульс. Там, где Шлиффен готов был пойти на риск ради возможности (и вполне реальной) выиграть войну одним ударом, Мольтке предпочитал осторожность. Правда, 22 августа рискнул и он — но, как оказалось, не вовремя и напрасно. Правда, в начале этой операции она казалась отнюдь не рискованной, а, напротив, выглядела блистательной и безупречной, благодаря которой младший Мольтке должен был навеки остаться в истории автором плана молниеносной кампании, покончившей с Францией раз и навсегда.

14 августа французы, приступив к осуществлению «Плана 17», под гром орудий пересекли границу и вступили в Лотарингию, провинцию, отнятую у них Германией в 1871 году. Под звуки «Марсельезы» солдаты валили полосатые пограничные столбы. Немцы отступали, оказывая лишь символическое сопротивление. До сих пор все шло в соответствии с планом Шлиффена и несколько походило на игру под названием «Кригшпиль».

Но 19 и 20 августа наступающие неожиданно натолкнулись на окружавшую города Саребур и Моранж продуманную систему укреплений с окопами, проволочными заграждениями и скрытыми пулеметными гнездами, которым предстояло стать основным звеном в линиях обороны по всему западному фронту. Скосив пулеметными очередями французскую пехоту, немцы, в свою очередь, обрушили на французов столько яростных контратак, что те дрогнули и стали отходить к Гран-Куронне — собственным укреплениям у Нанси, откуда неделей раньше повели наступление. Дошло даже до обсуждения возможности оставить Нанси, хотя французский главнокомандующий Жозеф Жоффр не желал об этом и слышать. Тем временем поначалу не слишком активные в преследовании противника немцы воодушевились успехом, осознав представившуюся возможность.

Большая часть случившегося дальше произошла благодаря телефону, и возможно, то был первый случай в истории, когда прибору досталась роль контрафактуального «deus ex machina». Представьте себе, как пошла кругом голова Мольтке, когда весть о разгроме французов в Лотарингии достигла его временной ставки в рейнском городке Кобленц. Возможно, он решил, будто война на Западе уже закончена. Следовало ли ему развить успех и нанести удар, пока французы не оправились от потрясения? И мог ли он себе это позволить? Лобовая атака на высоты у Нанси и систему укреплений в районе Эпиналя и Туля никак не соответствовала плану Шлиффена, но ее результатом могли стать новые Канны! Огромные клещи сдавили бы французов с обоих флангов, повторив легендарное окружение римлян Ганнибалом в 216 году до н.э. Кстати, та битва тоже произошла в августе...

Мольтке уже обсуждал такую возможность со штабными офицерами, когда раздался телефонный звонок. Командир победившей при Моранже Шестой армии генерал Кнафф фон Деллмензинген [239] Шестой германской армией командовал кронпринц Руппрехт Баварский. Кнафф фон Деллмензинген исполнял обязанности начальника штаба этой армии. просил позволить ему добить французов, и чем быстрее, тем лучше.

— Мольтке еще не решил,— ответил ему начальник оперативного отдела генштаба полковник Таппен. — Подождите у аппарата минут пять: если связь не прервется, я, может быть, смогу передать вам такой приказ, какого вы ждете.

Времени потребовалось даже меньше. Спустя всего пару минут Таппен взял трубку и сообщил решение Мольтке:

— Развивайте наступление в направлении Эпиналя.

Мешок Шлиффена так и остался пустым. От одного до двух корпусов общей численностью не менее 100 000 человек [240] У автора весьма нетрадиционные представления о структуре войск. Численность германского армейского корпуса составляла 32 000 человек. В составе 6-й германской армии было пять армейских корпусов, ландверная бригада и кавалерийская дивизия — всего около 200 000 человек (включая небоевой состав). — силы, способные усилить правое крыло, когда это более всего требовалось, — повели бессмысленное наступление. Германское командование сделало все, чтобы никто не узнал истиной величины понесенных потерь, однако и без того ясно, что сражение у Гран-Куронне стало для немцев не меньшим бедствием, чем для французов злосчастная атака на Моранж. Закрепившиеся на господствующих высотах французы обрушили на наступавшую по открытой равнине плотную массу немецкой пехоты шквальный огонь. В мешок угодили не они, а сам Мольтке. Результат оказался таким, что еще до того, как 10 сентября бои закончились, французский главнокомандующий Жоффр чувствовал себя достаточно уверенно для того, чтобы принять решение о снятии войск с Гран-Куронне и посылке их в западном направлении, дабы попытаться изменить в свою сторону соотношение сила на Марне.

Но и после того, как Мольтке, поддавшись минутному импульсу, приказал «развивать наступление в направление Эпиналя», победа Германии оставалась не просто возможной, но и весьма вероятной. Однако четыре дня спустя состоялся еще один телефонный звонок из числа тех, что меняют ход истории.

Русские, которым удалось провести мобилизацию с ошеломившей германский генштаб скоростью, вторглись в Восточную Пруссию (территория современной Польши), и оттуда, распространяя панику, хлынула волна беженцев. В этих обстоятельствах герой Льежа, а ныне начальник штаба 8-й армии бригадный генерал Эрик Людендорф присоединился к генералу Паулю Гинденбургу, положив начало знаменитому военному сотрудничеству. Два полководца сумели остановить натиск русских и переломили ход событий так, что вполне могли одержать победу эпического значения — Таненберг Великой войны.

В ночь на 26 августа в штаб-квартиру Людендорфа в Восточной Пруссии позвонил все тот же полковник Таппен и сообщил удивленному Людендорфу о посылке ему на помощь трех корпусов и кавалерийской дивизии. Генерал ответил, что в подкреплениях не нуждается — тем более что они не состоянии прибыть на Восточный фронт достаточно скоро, чтобы повлиять на ход уже начавшегося сражения. На это Таппен сказал одно: «Мольтке принял решение и пересмотру оно не подлежит». Правда через пару дней последовал новый звонок с известием, что подкрепления уже выступили, но их численность сократилась до двух корпусов и конной дивизии. Так или иначе, но 80 000 человек, способных усилить правое крыло, оказались снятыми Западного фронта — а на Восточный, как и предсказывал Людендорф, прибыли уже после разгрома русских. Лишь в 1916 году, на смертном одре Мольтке признал, что за все время кампании на Марне отправка двух корпусов на восток была его самой большой ошибкой [241] В действительности Мольтке понял ошибочность принятого решения уже на следующий день — но не счел возможным его отменить из соображений престижа. . Для закрепления успеха в решающей стадии операции недоставало по меньшей мере четырех корпусов. Добавьте к бесцельно отправленным на Запад и на Восток один, отнятый у Клюка, чтобы запереть бельгийцев в Антверпене, и другой, увязший в блокаде лежавшей возле бельгийской границы французской крепости Моберж, и вы получите шесть корпусов общей численностью в 250 000 человек — эквивалент целой армии.