Роберт Коули (ред.) - А что, если бы

В американском стане тоже не обошлось без раздоров. Трусоватый Гэйтс привел Арнольда в бешенство, не оценив по достоинству подвиги, совершенные при Фримен-Фарм, и после взаимного обмена оскорблениями отстранил последнего от командования, приказав ему оставаться в своей палатке. Но когда началось сражение, Арнольд ослушался приказа и поскакал на звук канонады. И вновь его появление на поле боя позволило переломить ход событий! В решающий момент он лично возглавил лобовую атаку и, хотя английская пуля раздробила ему ногу, захватил главный редут противника. Тут уж и Гэйтс прислал приказ удерживать редут «любой ценой», поскольку оттуда простреливался весь английский лагерь.

Ночью англичане попытались отступить, но возможные пути их отхода были перерезаны кишевшей повсюду многочисленной милицией. 17 октября Бургойн капитулировал перед Гэйтсом. Значение этого события в военной и дипломатической истории Революции невозможно переоценить. Во Франции советники Людовика XVI решили, что американцы, пожалуй, в состоянии выиграть войну и стали снабжать их столь жизненно необходимыми деньгами и пушками. В ответ Англия объявила своему исконному врагу войну, пожар которой охватил Вест-Индию, Индию и Африку [170] Политика Франции в отношении Америки велась в интересах затягивания войны. Франция оказывала неофициальную помощь колониям начиная с 1776 года, посылая в значительных количествах деньги, оружие и волонтеров от имени подставной фирмы «Родриго Горталес». Угроза заключения мира после победы при Саратоге заставила поспешить с официальным признанием. В декабре 1777 года Людовик XVI сообщил конгрессу о готовности официально признать новое государство и оказать ему военную помощь. Договор был подписан б февраля 1778 года. .

Если бы в первом сражении при Саратоге Арнольд действовал в согласии с Гэйтсом, Бургойн, генерал гораздо более воинственный, чем Карлтон, наверняка разгромил бы американцев и установил контроль над долиной реки Гудзон. Если бы Хоу остался в Нью-Йорке, а потом повел наступление вверх по Гудзону навстречу Бургойну, разгром Гэйтса стал бы неминуемым, несмотря на весь героизм Арнольда. Ведь даже довольно вялая, запоздалая и безуспешная попытка выручить Бургойна силами посланного из Нью-Йорка четырехтысячного отряда повергла американцев в состояние, близкое к панике.

В то самое время Джордж Вашингтон вел (и проигрывал) бои при Брендивайне и Германтауне, защищая бывшую тогда американской столицей Филадельфию. В ходе одного из этих столкновений был момент, когда одно нажатие пальца на спусковой крючок ружья могло необратимо изменить весь ход американской истории. Производивший разведку местности, чтобы выбрать позицию для отражения Хоу, наступавшего от Чесапик, Вашинтон в лесу близ Брендивайн Крик повстречался с капитаном английской армии Патриком Фергюсоном,

Фергюсон являлся изобретателем первой заряжавшейся с казенной части винтовки и имел при себе это смертоносное оружие, обладавшее скорострельностью в шесть выстрелов в минуту и несравненно лучшей прицельностью, чем принятые на вооружение в обеих армиях мушкеты. Не имея представления о том, что столкнулся лицом к лицу с самим Вашингтоном, Фергюсон предложил и ему и сопровождавшему командующего гусарскому офицеру в ярком мундире сдаться. Офицер предупреждающе вскрикнул, Вашингтон мгновенно развернул коня и пустился вскачь. Фергюсон прицелился, но не нашел в себе сил выстрелить беззащитному врагу в спину и опустил оружие.

Неожиданная смерть Вашингтона осенью 1777 г. оказала бы на американских патриотов деморализующее воздействие. Этот рослый виргинец, как никто другой, сочетал умение повести за собой континентальную армию с беззаветной преданностью идеалам революции. Накануне Трентона Конгресс для разрешения критической ситуации наделил Вашингтона диктаторскими полномочиями—и шесть месяцев спустя он сложил с себя эту «кромвелевскую» власть, вернув ее политикам. Возможность найти ему равноценную замену была столь невелика, что ею можно пренебречь.

Спустя несколько месяцев после почти чудесного спасения американского командующего от пули Фергюсона в армии и Конгрессе созрел заговор с целью сместить Вашингтона с этой должности и заменить его победителем при Саратоге, генерал-майором Гэйтсом. В случае успеха он мог повлечь за собой последствия, не менее бедственные, чем выстрел Фергюсона.

Горацио Гэйтс, хитрый и расчетливый эгоист, предоставил своим помощникам и друзьям продвигать его на высший командный пост, благо формальные основания для того имелись. В конце концов, Вашингтон проиграл два важных сражения, в результате чего англичане овладели Филадельфией, а американская армия голодала в Вэли Фордж. Обстоятельства как нельзя благоприятствовали смене командования.

Впоследствии заговор стали называть по имени одного из его активных участников, служившего ранее во французской армии волонтера ирландского происхождения, генерала Томаса Конвея. Но по сути за «Кликой Конвея» скрывались представители Новой Англии в Конгрессе: инициатива исходила от Сэма Адамса (в очередной раз продемонстрировавшего скверное политическое чутье) и, возможно, от завидовавшего растущей популярности Вашингтона его кузена Джона Адамса. Горлопаном Конвеем манипулировали истинные заговорщики. Достаточно скоро выяснилось, что они не располагают достаточной поддержкой среди генералов и политиков, но на протяжении нескольких месяцев, пока развивалась интрига, штаб-квартиру Вашингтона постоянно лихорадило.

Если бы заговорщики преуспели в своем намерении сделать Гэйтса главнокомандующим, это почти наверняка привело Революцию к плачевному концу. Низкорослый, суетливый англичанин, получивший в войсках насмешливое прозвище «бабуля», никоим образом не мог заменить Вашингтона в качестве объединяющей и воодушевляющей фигуры. Кто таков Гэйтс, показало случившееся в 1770 г., когда он двинулся на юг для отражения британского натиска уже после захвата Чарльстона и большей части Южной Каролины. Там Горацио, потерпев сокрушительно поражение при Кэмдене, вскочил на самого быстрого коня, какого смог раздобыть, и скакал без остановки, пока не оказался в ста шестидесяти милях от поля боя.

В условиях, когда континентальные доллары превращались в никчемные бумажки, а южные штаты были близки к отделению, отчаявшийся Конгресс вполне мог обратится к действительно боевому генералу — Бенедикту Арнольду. Однако к тому времени раздосадованный герой Саратоги уже давно вступил в тайную переписку с английским командованием. Представьте себе, с каким восторгом честолюбивый изменник воспринял бы назначение главнокомандующим! Это открыло бы перед ним возможность осуществить мечты, о которых можно догадаться по псевдониму, использовавшемуся им в некоторых из первых, адресованных англичанам письмам — «генерал Монк». (Так звали английского республиканского полководца генерала Джорджа Монка, перешедшего после смерти Оливера Кромвеля на сторону монархии, способствовавшего реставрации и щедро вознагражденного за это королем Карлом II.)