Вячеслав Фомин - Голый конунг. Норманнизм как диагноз

Но ни в Швеции, ни в Скандинавии никогда не существовало народа «русь» или «рос». Как подчеркнул еще М.В. Ломоносов осенью 1749 г. в замечаниях на речь Г.Ф. Миллера, «имени русь в Скандинавии и на северных берегах Варяжского моря нигде не слыхано». Затем на этот факт многократно обращали внимание антинорманнисты, но почти 130 лет их правоту упорно не признавали норманнисты. И лишь только тогда, когда в 1860—1870-х гг. С.А. Гедеонов особенно продемонстрировал, что «генетическое шведское русь не встречается как народное или племенное ни в одном из туземных шведских памятников, ни в одной из германо-латинских летописей, так много и так часто говорящих о шведах и о норманнах», датский лингвист В. Томсен согласился, что скандинавского племени по имени русь никогда не существовало и что скандинавские племена «не называли себя русью» [420].

Этот факт небытия скандинавской руси, смертельный для шведского взгляда на русскую историю, вышеназванные археологи и филолог Мельникова, отстаивающие этот взгляд, знают, поэтому, пытаясь как-то материализовать ее фантом, стали говорить и говорить, говорить и говорить, а вода ведь норманнистская камень точит, что имя «Русь» является «этносоциальным термином с доминирующим этническим значением» и что это имя изначально было самоназванием приплывших на землю западных финнов скандинавов, ставшим исходным для западнофинского ruotsi/ruootsi, в славянской среде перешедшего в «русь» [421]. Но эти господа могут много чего говорить и говорить. Причем весьма занятно. Так, Клейн в 2009 г. указывал, найдя что ли при раскопках эти варианты, выбитые рунами на камне, что «есть несколько вариантов безупречного выведения слова «русь» из шведских корней». В 2012 г. Мурашева в юбилейном издании, посвященном 1150-летию зарождения Древнерусского государства, не скрывала своей радости: «Символично, что именно к финскому наименованию выходцев из Скандинавии ruotsi (гребцы) восходит само название «русь», изначально обозначавшее этносоциум, сложившийся на северо-западе, в Поволховье, а затем перешедшее на название всего государства».

Тогда же Петрухин в юбилейном номере журнала «Родина», посвященном все тому же торжеству, утверждал, что «финноязычные прибалтийские народы – финны и эстонцы (летописная чудь) – называют Швецию Ruotsi/Rootsi, что закономерно дает в древнерусском языке слово русь ». При этом он подчеркнул, что данное мнение принадлежит «сторонникам традиционного – летописного – происхождения названия русь ». Подчеркнуть-то подчеркнул, но утаил как тайну великую, в какой летописи можно воочию ознакомиться с такой традицией. Хотя тут же ознакомил с точкой зрения одного шведского исследователя, «что сбор однодеревок на Руси середины Х века и даже летописная формулировка, согласно которой три призванных князя « пояша по собѣ всю русь », напоминает ледунг – сбор ладей для ополчения в средневековой скандинавской традиции» [422].

Однако современные зарубежные и отечественные профессиональные лингвисты, т. е. специалисты в вопросах языкознания, знающие свой материал, естественно, лучше всех археологов вместе взятых и даже лучше самого, да простит он меня, Клейна, который в последнее время стал представлять себя еще и «филологом», считают иначе. Я подробно изложил в первой части (а также в «Начальной истории Руси») позицию Ю. Мягисте, Г. Шрамма, О.Н. Трубачева, А.В. Назаренко, К.А. Максимовича, которые, хотя и являются сторонниками норманнизма, но прямо признают, потому как есть ученые, абсолютную несостоятельность скандинавской этимологии имени «Русь» (в 1982 г. немец Шрамм, «указав на принципиальный характер препятствий, с какими сталкивается эта этимология, предложил выбросить ее как слишком обременительный для «норманизма» балласт», от чего норманнская теория, по его словам, «только выиграет». В 2002 г. он охарактеризовал идею происхождения имени «Русь» от Ruotsi как «ахиллесову пяту», т. к. не доказана возможность перехода ts в с . В 1967 г. И.П. Шаскольский в своем интересном обзоре мнений о происхождении имени «Русь» подытоживал, что «уязвимым местом построения» норманнистов «является… наличие в форме * rōtsi конечного звука i », т. к. среди слов финского языка, заимствованных в IX в. из скандинавских языков, нет ни одного, заметил в 1958 г. шведский языковед С. Экбу, «в котором к окончанию имен. падежа, имевшемуся в исходной скандинавской форме, было бы добавлено i », что «наибольшую трудность представляет объяснение перехода ts слова * rotsi в славянское с », ибо оно, по мнению ряда лингвистов, «скорее дало бы звуки ц или ч , а не с , т. е. Руць или Ручь , а не Русь », и что происхождение Руси от Ruotsi из языка собственно финских племен суми и еми представляется « наименее возможным , поскольку северная группа восточных славян позднее всего (не раньше Х в.) вступила в контакт с жившей в Финляндии емью (и еще позднее – с сумью)») [423].

То есть берем утверждения археологов, отстаивающих эту главную в псевдолингвистике норманнистов этимологию, в плену которой оказалось подавляющее число исследователей, жестко ставших подгонять свои выводы под нее, и умножаем на ноль. Получаем, понятно, ноль. Простая математика, и ничего, разумеется, личного.

Вспомним Изборск, который археологи Л.С. Клейн, Д.А. Мачинский и С.В. Белецкий выдают за изначальный Исуборг-Isaborg, «что в славянской переделке дало Изборск…». Ни отечественные филологи, ни немецкий лингвист Г. Шрамм, хотя и норманнисты, но законы своей науки не переступают, потому и не признают подобного «чудесного» превращения и считают Изборск славянским топонимом.

То есть берем «Исуборг» этих «археофилологов» и умножаем опять на ноль. Получаем, что понятно даже нерадивому школьнику не самых старших классов, все тот же ноль.

За Изборском возьмем Суздаль Клейна. Возьмем и посмотрим на его мнение, что город этот основан скандинавами, через призму заключения Т.Н. Джаксон, которая неоднократно отмечала, что в скандинавских сагах и географических сочинениях записи XIII–XIV вв. Суздаль упоминается шесть раз и что «не существовало единого написания для передачи местного имени «Суздаль»: это и Syđridalaríki (Syđrdalaríki в трех других списках), это и Súrdalar… это и Surtsdalar, и Syrgisdalar, и Súrsdalr». При этом исследовательница, подчеркнув, что «перед нами попытка передать местное звучание с использованием скандинавских корней», подытожила: «форма используемого топонима позволяет в ряде случаев заключить, что речь идет не о городе Суздале, а о Суздальском княжестве. Во всяком случае, никаких описаний города Суздаля скандинавские источники не содержат…» [424].

То есть и этот вывод Клейна умножаем на ноль. В итоге понятно что, Клейн и Петрухин связывают общеславянское слово «витязь» со скандинавами, т. к., категорично утверждает последний, оно «отражает скандинавское название участников морского похода – викинг…» [425]. Но это слово распространено в болгарском, сербском, хорватском, чешском, словацком, польском, верхнелужицком языках [426], т. е. там, где никаких викингов никто никогда не видывал. Впрочем, как и на Руси до конца Х в., когда после призвания варягов минуло почти 140 лет.