Вячеслав Фомин - Голый конунг. Норманнизм как диагноз

Не могу не согласиться с ним и в том, что «археолог – специалист в препарировании одного вида источников, а именно материальных следов и остатков прошлого. История не может писаться на основе только одного вида источников… История (или преистория) должна синтезировать все виды источников – письменные, этнографические, антропологические, лингвистические и т. д. Этот синтез – вне компетенции археолога» и что «история по одним лишь археологическим источникам однобока и неадекватна…» [474](к тому же, добавлю, археология есть дисциплина истории, а не наоборот, т. е. археология есть при истории, а не история при археологии).

Яркий пример такой однобокости и неадекватности – это толкование археологами, а за ними историками (а в дуэте с археологами они добровольно зачисляют себя в разряд ведомых) Куликовской битвы 1380 г., несостоятельность которой блестяще показал в 2012 г. прекрасный источниковед С.Н. Азбелев. И прежде всего он показал неправильное понимание летописного известия, что битва состоялась «в поле чисто… на усть Непрядвы реки». Но при впадении Непрядвы в Дон в то время «была лесостепь, имевшая лишь небольшие открытые участки шириной 2–3 км», ни на одном из которых «никак не могло бы уместиться значительное количество участников сражения. Поэтому «археологам нетрудно стало объяснять странную малочисленность найденных ими фрагментов оружия», и они все больше начали говорить не о крупном сражении, а о стычке «относительно небольших конных отрядов», многократно преувеличенной источниками, фронтом «не более полутора километров».

Азбелев, обращая внимание на тот факт, который ускользнул от всех исследователей, что слово «устье» обозначало исток реки, пришел к выводу, что битва состоялась « в центральной части Куликова поля – на расстоянии приблизительно 50 километров от впадения » Непрядвы в Дон, на левом ее берегу. В целом, как завершал свои ценные размышления ученый, «Куликовское сражение разыгралось отнюдь не на площадке «2–3 квадратных километра», как писал недавно в своем обзоре под влиянием упомянутых мною выше археологов историк А.Е. Петров. Оно произошло на пространстве, в десятки раз превосходящем подобные размеры. Развернутые в «чистом поле» на десять верст по фронту русские войска должны были иметь и глубину построения, достаточную для их маневра и для своевременного введения в бой мощного резерва, который и решил исход битвы». Важное значение имеет и обращение Азбелева к «современным историкам Куликовской битвы – в особенности археологам – полезно было бы шире осмысливать конкретику своих результатов…» [475].

Не так давно Е.А. Мельниковой, по оценке Муравьева, «профессионал-историком», весьма почитаемой в норманнистских кругах (в Интернете некоторые даже сокрушаются, что Задорнов не пригласил ее участвовать в своем фильме), были вброшены в «академическую науку» давно отвергнутые «чтения» рун пирейского льва.

Задорнов умный человек, да и зачем попусту время и деньги тратить. Кому же всего этого не жаль и кто любит, в том числе и в силу идеологической нагрузки шведского взгляда на нашу историю, забавляться пустышкой по прозванию «скандинавомания», то пусть снимают и Мельникову, и ее пирейского льва, и, разумеется, Льва Клейна, как, например, снимали более десяти лет тому назад его ученика Лебедева, рассказывавшего – на их фоне – о волховских сопках, в которых якобы упокоились викинги.

Что же касается рун льва пирейского, то я уже отмечал, что норманнистских фантазий не счесть. Но на «львиной» фантазии Мельниковой действительно надо остановиться.

Работающая в Институте всеобщей истории РАН Мельникова, которую филолог Муравьев величает «профессионал-историком», по образованию, духу и методам является, как и он сам, чистой воды филологом (за ее плечами романо-германское отделение филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, диссертации на степень кандидата филологических наук и доктора исторических наук).

Является она и норманнистом. Причем очень и очень не любящим, когда ей противоречат. Поэтому, будучи «профессионал-историком» демократических, как и Клейн, кровей (а тот в 2010 г. требовал во имя, конечно, демократии закрыть Институт российской истории РАН, потому как его директором был замечательный историк и антинорманнист А.Н. Сахаров и на полставки там работал также «ультра-патриот» Фомин), она по весне 2009 г. карательным походом ходила под флагом, разумеется, «академического сообщества» и при поддержке журнала «Родина» – а сей журнал, радеющий о «научной новизне», весьма бдительно стоит на страже шведского взгляда на русскую историю – на антинорманнизм, на историков-«патриотов» А.Г. Кузьмина и Фомина, приписывая им, по какой-то известной только ей причине, «немцененависть на новый лад» (шведы хоть и германцы, но все же не немцы) и обвиняя их в фальсификациях [476]. Но сильно оконфузилась, продемонстрировав свой непрофессионализм даже в простых вещах, что, впрочем, неудивительно [477].

И гнев ее – филолога-переводчика – пал на профессиональных историков потому, что они на фактах показывают неправоту норманнистов, в том числе «взвешенно-объективно-научных», т. е. той же Мельниковой, и что в этой неправоте, помимо ошибок и заблуждений, очень много явных фальсификаций (часть из них мною названа выше).

Одна из них таких фальсификаций – это «прочтение» Мельниковой в 2001 г. рун пирейского льва, на которых она увидела якобы «Rođrsland», якобы «Рослаген», который, согласно ее предположениям, «восходит к др. – исл. ródr ( *rōþra- ), др. – шв. rōþer «гребля» (ср. др. – исл. rōa «грести, плыть на гребном судне»), откуда «поход на гребных судах», а также, видимо, «отряд, участвующий в походе на гребных судах» (именно это слово считается большинством исследователей исходным для зап. – финск. ruotsi > русь )».

Самое занимательное в этом случае то, что «Рослаген» уже более 150 лет выброшен, под воздействием критики антинорманнистов, из науки, и от него, как от аргумента в пользу скандинавства варягов и руси, выдвинутого шведами-норманнистами XVII в. и поддержанного А.Л. Шлецером, отказались классики норманнизма: немец А.А. Куник, русский М.П. Погодин, датчанин В. Томсен (Куник отмечал в 1864 г., что норманнская школа «обанкротилась» со своим Рослагеном, а в 1878 г. констатировал, что «сопоставление слов Rôslag и Русь, Rôs является делом невозможным уже с лингвистической стороны…» и что он сам начиная с 1846 г. «генетической связи между Рослагом и Русью» не допускает. В 1864 г. Погодин также признал, что «посредством финского названия для Швеции Руотси и шведского Рослагена объяснять имени русь нельзя, нельзя и доказывать ими скандинавского его происхождения». А Томсен в 1876–1877 гг. подчеркивал, что нет «никакой прямой генетической связи между Рослагеном как географическим именем и Ruotsi или Русью») [478].