Георгий Дорофеев - Хрущев: интриги, предательство, власть

Однако в своем последнем выступлении Хрущев ничего этого не сказал. Он выразил признательность за критические замечания и заявил, что все свои силы, весь свой жизненный опыт (здесь он заплакал от жалости к себе) отдаст партии и советскому народу.

– Я прошу, – сказал Никита Сергеевич, – подготовить заявление о моем уходе на пенсию.

Так закончилась карьера человека, который пользуясь трудным положением в стране, путем интриг и шантажа, лжи, подхалимства и клеветы, по трупам поднялся на вершину власти. В течение десяти лет он импровизировал экономическое развитие Советского Союза и удивлял советских людей и весь мир своими авантюрными реформами.

Говорят, надежда умирает последней. Подписывая заявление о своей отставке, Хрущев не верил, что это окончательное решение. Была еще зацепка – его отставку должен был утвердить пленум ЦК КПСС, а здесь вполне возможен и другой поворот. Так, как это случилось в 1957 году. Тогда большинство членов Президиума также требовали его отставки, но в его защиту выступил пленум, и Никита Сергеевич разогнал всех своих противников, приклеив им ярлык «антипартийной группы». Сейчас он рассчитывал на повторение такого варианта. С этой целью Хрущев подготовил обращение к пленуму, в котором упрекал своих обидчиков – Брежнева, Подгорного, Шелеста… – в сталинских замашках, в попытке свалить все неудачи в экономики с больной головы на здоровую. Он был уверен в победе. «Мы еще посмотрим, чья возьмет, – думал он, – и кому придется писать заявление об отставке. Впрочем, я их и без заявления…»

Днем 14 октября начал работать пленум. Открыл его Брежнев, объявив, что на повестке дня стоит один вопрос – ненормальное положение, сложившееся в Президиуме ЦК в связи с неправильными действиями первого секретаря ЦК КПСС Хрущева. Затем он предоставил слово Михаилу Суслову, который выступил с большим докладом.

Михаил Андреевич был не только секретарем ЦК КПСС, но и ближайшим другом Хрущева. Именно Суслов чаще других восхвалял все его начинания. Теперь он все перечеркивал и во всех неудачах в партии и экономике обвинял только его – Хрущева.

– Со временем, – говорил докладчик, – Хрущев стал настолько самоуверенным, что фактически самолично, минуя Президиум, правил партией и государством. Он возомнил себя непогрешимым, присвоил себе монопольное право на истину. Всем, кто делал ему замечания, он высокомерно давал пренебрежительные и оскорбительные клички, унижающие человеческое достоинство. В итоге коллективное руководство становилось фактически невозможным. К тому же Хрущев систематически занимался интриганством, стремясь поссорить членов Президиума друг с другом.

О стремлении Хрущева уйти из-под контроля Президиума и ЦК свидетельствовал и тот факт, что за последние годы проводились не пленумы ЦК, на которых обсуждались бы назревшие деловые проблемы, а всесоюзные совещания с участием до 5–6 тысяч человек, с трибуны которых звучали восхваления в адрес Хрущева.

Суслов повторил многие факты безобразного и самонадеянного поведения Хрущева, которые уже приводились на заседании Президиума, но было и много нового, что Хрущев услышал впервые.

– Хрущев утратил чувство меры, – говорил Суслов, – он занимался подтасовкой цифр и фактов. Судя по его выступлению, мы уже давно перегнали Америку.

Максимализм и нетерпение Хрущева неизбежно вели к авантюризму и порождали цепную реакцию. На местах создавалась видимость успеха. Многие партийные руководители делали на этом свою карьеру и получали награды. Сам Хрущев также находился в плену надуманных цифровых показателей и каких-то заоблачных идей. Не анализируя фактического положения дел в стране, он торопил партию с принятием новой программы КПСС. Он делал сногсшибательные заявления, выдавая желаемое за действительное.

По его многочисленным утверждениям, а точнее так ему хотелось, Советский Союз в ближайшее десятилетие (1961–1979 гг.) создаст материально-техническую базу и превзойдет по производству продукции на душу населения наиболее мощную и богатую страну капитализма-США. Значительно подымется благосостояние и культурно-технический уровень трудящихся, всем будет обеспечен материальный достаток.

Предложенные Хрущевым цифровые выкладки и в целом взятое им поспешное направление вызывали серьезные возражения со стороны ученых и членов рабочей группы, занимающейся подготовкой программы партии. Но им советовали оставаться при своем мнении и помалкивать.

Будучи не у дел, находясь на пенсии, Молотов сказал:

– Программа скандальная для коммунистов… Это, видимо, продиктовано левой ногой «Савраса без узды».

Не могло быть коммунизма за этот отрезок времени, о котором говорил Хрущев. Для этого нет ни внутренних, ни международных условий. В силу своей малограмотности и ограниченности Хрущев не понимал этого. У него были высокие амбиции, но, как говориться, не было амуниции.

Много неприятного услышал Хрущев о своей дипломатической деятельности. Он любил выступать по международным проблемам и считал себя крупным знатоком в этой области. Обычно тексты его выступлений готовились в Министерстве иностранных дел. Никита Сергеевич их заучивал или читал, сбиваясь на труднопроизносимых именах и сложных предложениях. При этом слушатели скучали, а Хрущев нервничал и еще больше сбивался с написанного текста. Он отодвигал его в сторону и заявлял, что хочет высказать свое мнение о ситуации, сложившейся в мире и в отношениях с США. Аудитория сразу же оживала, а Никита Сергеевич, закусив удила, несся во всю прыть: «У американских империалистов рожа в дерьме, а Эйзенхауэру надо заведовать детским садом».

В пух и прах раскритиковав американского президента и всех империалистов, Никита Сергеевич спохватывался.

– Я тут малость отклонился от текста, – говорил он, – но это только на пользу дела. Я вижу вон, как иностранные корреспонденты выбегают из зала, чтобы своими телеграммами клеветать на меня – Хрущев, мол, так и этак сказал… Советую вам: поменьше брешите, господа хорошие… Мы самого Бога за бороду взяли, а уж на вас найдем управу… Перехожу к тексту.

Речи Хрущева, опубликованные у нас и на Западе, коренным образом отличались друг от друга. В Советском Союзе печатали подправленное и приглаженное выступление, а за рубежом – в первозданном состоянии, что нередко доставляло немало неприятностей МИДу.

Хрущев демонстративно пренебрегал (фактически он их и не знал) дипломатическими манерами. В историю, регистрирующую всевозможные казусы, вошло его – на виду у всех в зале Генеральной ассамблеи – стучание ботинком, снятым с ноги, по столу. Так Никита Сергеевич выразил свой протест по поводу выступления филлипинского делегата. На Западе это окрестили башмачной дипломатией, а в Советском Союзе сконфуженно помалкивали или, напротив, пытались преподнести как мастерский ход дипломатии нового типа: вот, мол, на что приходится идти, чтобы выразить протест против пособников американского империализма.