Сергей Цветков - Русская земля. Между язычеством и христианством. От князя Игоря до сына его Святослава

Со своей стороны, хочу обратить внимание на то, что для Льва Диакона, современника и летописца балканской эпопеи Святослава, последний был не государем («архонтом Росии»), а «катархонтом тавров» и «катархонтом войска росов», то есть собственно военным предводителем. Политическая неопределенность положения Святослава была замечена уже С.М. Соловьевым: «Можно сказать, что Святослав никогда не имел на Руси значения князя: сначала это значение имела его мать Ольга, потом сыновья его» [323]. Действительно, с титулом «великий князь русский» Святослав предстает перед нами только однажды — в его договоре с греками, заключенном уже после смерти Ольги. Думаю, что этого достаточно, чтобы сохранить за Ольгой ее положение верховной правительницы Русской земли, поскольку доказательств обратного не существует вовсе.

Итак, судя по всему, антихристианское выступление Святослава не достигло цели. Возможно, оно не было поддержано «кыянами», среди которых были сильны позиции христиан. Видимо, не случайно Святослав позже признавался, что ему «не любо жити в Киеве». Политика христианизации не была свернута при жизни Ольги. Однако вооруженный отпор со стороны языческой «руси» заставил княгиню отказаться от насильственных методов насаждения новой религии, чем, вероятно, и объясняется то обстоятельство, что, несмотря на активную миссионерскую политику, Ольга так и не вошла в историю с именем «крестительницы Руси». Прозелитизм, осуществляемый путем убеждения и примера, конечно, не мог дать быстрых результатов. Вместе с тем Ольга приняла меры, чтобы языческий мятеж не повторился. Святослав был удален из Киева [324]. Вернуться в стольный град за титулом великого князя ему было суждено лишь после смерти матери.

С 965/966 г. для Святослава началась кочевая жизнь князя-изгоя, опоэтизированная летописцем в известном фрагменте Повести временных лет: «Князю Святославу возрастъшу и возмужавшу, нача вой совокупляти многи и храбры, бе бо и сам храбр. И легко ходя, акы пардус [гепард], войны многы творяше. Ходя же, воз бо по себе не возяше, ни котла, ни мяс варя, но потонку изрезав конину, или зверину, или говядину, на углех испек ядаше; ни шатра имеяше, но подклад постилаше, а седло в головах; такоже и прочий вой его вси бяху. И посылаше к странам глаголя: „Хощю на вы ити!"»

Князь Святослав (миниатюра в Радзивилловской летописи)

Историзма в этом портрете не больше, чем в «исторических» полотнах мастеров Возрождения, где античные герои щеголяют в доспехах итальянских кондотьеров. Образ неутомимого князя-всадника, не расстающегося с седлом даже ночью, вероятно, позаимствован летописцем из дружинной поэзии XI—XII вв., любившей уподоблять стремительные передвижения конных дружин бегу волков и гепардов [325]; современники запомнили Святослава сидящим в ладье и сражающимся в рядах пешей фаланги. Храбрость его была расчетлива, геройствовать попусту князь не любил: не всегда лично принимал участие в сражении, перепоручая командование войском воеводам, и, по свидетельству Льва Диакона, отказался от поединка с Иоанном Цимисхием. Этот же византийский император стал тем единственным противником Святослава, которого князь заранее оповестил о своих воинственных намерениях; на остальных своих врагов он обрушивался как снег на голову.

Оставив Киев, Святослав вместе с верной ему языческой дружиной прибыл в «русский» Крым (восточную Таврику), ставший операционной базой всех его последующих военных предприятий.

Под 964 г. летопись кратко сообщает: «И иде [Святослав] на Оку реку и на Волгу, и налезе вятичи, и рече: „Кому дань даете?" Они же реша: „Козаром по щелягу от рала даем"».

Под 965 г.: «Иде Святослав на козары. Слышавше же козари, изыдоша противу с князем своих каганом, и сътупишася битися: и бывши брани, и одоле Святослав козаром и град их Белу Вежу [Саркел] взя [326]. И ясы победи и касогы». В следующем году «победи вятич Святослав и дань на них возложи».

Походы русов в 60—70-х гг. X в.

Летописную картину первого похода Святослава нельзя считать достоверной по нескольким причинам. Во-первых, поражает неосведомленность князя о делах своих ближайших соседей — вятичей, которые, согласно самой же Повести временных лет, выплачивали хазарам дань по крайней мере с IX в. Святославу же, оказывается, нужно было проникнуть в глубь Вятичской земли, чтобы узнать этот факт, наверняка известный любому русскому купцу, занимавшемуся торговлей с Востоком. Во-вторых, обнаружить вятичей на Волге князь ни в коем случае не мог, так как северная граница расселения вятичского племени проходила по правобережью Москвы-реки, захватывая также верховья Клязьмы [327]. В-третьих, война с Хазарским каганатом в летописном сообщении предстает всего лишь средством к достижению главной цели — покорению вятичей, что выглядит очевидной военно-политической несуразицей. И в-четвертых, в 60-х гг. X в. хазарский каган уже не появлялся на поле боя, так как окончательно превратился в «церемониального» государя, фактически запертого в своем дворце. «У хакана власть номинальная, — отметил около этого времени арабский историк аль-Истахри, — его только почитают и преклоняются перед ним при представлении... хотя хакан выше царя [бека], но его самого назначает царь».

К счастью, сохранилось кабардинское предание о взятии Саркела, проясняющее многие детали [328]. В нем говорится, что года за три перед вторжением русов адыгейский князь Безруко Болотоков вел войну с хазарами. Адыги одержали победу; однако хазарам удалось захватить в плен союзного адыгам князя Алегико Конжова, которого они заточили в Саркеле. Между тем Святослав [329]с многочисленным войском вторгся в Адыгею и вступил в землю кеггахов (касогов). Те, объединившись с адыгами, сразились с русами на реке Пшиш (левый приток Кубани). Видимо, исход битвы был не в пользу горцев, так как они запросили помощи у опсов (авасгов), которые не оставили соседей в беде и прислали им несколько тысяч воинов. Тогда русы, не испытывая больше судьбу, заключили с горцами мир и сообща овладели Саркелом, освободив Алегико. Затем союзная дружина захватила Тмуторокань, где ей досталась богатая добыча. Святослав поблагодарил союзников за мужество и, щедро одарив, отпустил их с почестями на родину.