Олег Соколов - Битва двух империй. 1805–1812

5 (17) марта барон Тейль сообщал Барклаю де Толли: «Военные ( герцогства )… наполнены энтузиазмом так называемого польского дела и здесь не пренебрегают ничем, чтобы подогреть дух офицеров и солдат» 62.

25 марта (6 апреля) 1812 г. тайный советник Щербинин писал генералу Эссену I, что посланный в Варшаву агент докладывал: «В Праге ( предместье Варшавы ), так и в самой Варшаве, нашел все дома, наполненные солдатами и везде в улицах, где ни ходил, встречал их кучами… Все вообще мастеровые в Варшаве заняты какой-нибудь работою для войска, одни шьют на оное одежду, другие заготовляют обувь, третьи делают фуры, четвертые починивают ружье и проч… Все офицеры, коих видел в трактирах, в которые нарочно заходил, ни о чем более не говорят, как о войне, о которой твердят также беспрестанно пьяные солдаты… по всем площадям и улицам обучают рекрут, одних маршировать с ружьями, а других рубиться на саблях… разнесся, между прочим, по Варшаве слух, что Император Наполеон, уничтожив будто бы наименование герцогства Варшавского, повелел именоваться оному впредь Королевством Польским, что было причиною необыкновенной радости между военными, кои пили даже и по улицам, крича, что есть мочи: Виват Император Наполеон! Виват Польское Королевство!» 63

В «Записке о положении политических и военных дел в герцогстве Варшавском», составленной для Александра I накануне войны 1812 г., говорится: «Дух доброжелательства правительству французскому и надежда, что оное Польшу возстановит, доводит почти до сумасшествия всех тех, которыя по воинской или по штатской части получают знатные жалованья и прочия выгоды и награждения, а орден французский — легиона чести и возстановленной давней польский золотого креста, имеют знатное влияние и на чиновнике воинском или штатском и на самом даже рядовом» 64.

Наконец, даже друг царя Адам Чарторыйский, видя, как развивается ситуация в герцогстве, 4 июня 1812 года написал Александру, в очередной раз прося царя освободить его от всех постов и должностей на службе России: «Вы говорите, что Наполеон не сделает ничего великого и достойного для Польши. А если произойдёт обратное? Что мне тогда делать? Каково тогда будет моё положение по отношению к моей семье, к моим соотечественникам? Ведь я окажусь не только посторонним по отношению к их усилиям, но я буду сверх того отмечен печатью вражды!.. Я прошу у Вашего Величества, чтобы Вы сами решили, когда освободить меня от службы…» 65

В то время как Польша готовилась к столкновению, французские войска завершали процесс концентрации в тех местах, которые император наметил для нанесения удара. Самое удивительное, что даже в эти последние моменты перед столкновением Наполеон постоянно пишет своим подчиненным о том, что необходимо делать в случае русского наступления. Из Данцига 10 июня император давал инструкции своему начальнику штаба Бертье [85] Эти инструкции упоминались в главе 10. на случай, если русские предпримут наступление на Варшаву. Император отмечал, «что, если противник предпримет наступление справа от Нарева… он подставит свой фланг вице-королю, который должен будет атаковать его правое крыло. Если же неприятель будет наступать между Наревом и Бугом… тогда 5-й и 8-й корпуса могут ударить ему справа. В то время, как враг углубится в операции, которые не дадут ему никакого выигрыша, ибо по здравому рассуждению он упрется в Вислу и проиграет нам несколько маршей, левое крыло нашей армии, которое должно перейти Неман, обрушится на его фланг и на тылы раньше, чем он сможет отступить…» 66

Генерал Анри Бонналь в своей работе, посвященной началу войны 1812 г., отмечал: «Настойчивость, с которой Наполеон приписывал русским проект начать войну наступлением на Варшаву, доказывает, что он считал, что их армия наполнена таким же безудержным наступательным духом, как в 1806–1807 гг., и тем, что сторонники „русской партии“ жаждут наказать поляков за их любовь к Франции, захватив герцогство Варшавское» 67.

Действительно, ожидание русского нападения стало буквально навязчивой идеей. Последние указания о том, что делать в случае наступления неприятеля, были даны 20 и 21 июня (!) в письмах, обращенных к королю Жерому, 68иначе говоря, за 2–3 дня до перехода через Неман!

В эти последние дни, предшествующие войне, продвижение французских войск становилось все более и более трудным. Теперь колонны соединялись, сближались, и все дороги были уже до отказа забиты войсками. В начале похода расстояние между колоннами было достаточно большим, и полки на марше имели возможность нормально размещаться на ночлег и неплохо питаться, так что участники будущей войны с ностальгией вспоминали об этом периоде. Вот что, в частности, вспоминал фузилер-гренадер Императорской гвардии Анри Шельтенс: «Это было поистине удовольствие, идти по прекрасным дорогам, проходящим среди живописных мест, в эти погожие весенние дни. Каждый вечер мы располагались на постое у жителей, иногда удачно, иногда не очень. Не всегда попадаешь к богачам, но добрые немцы делали все, что возможно, для нас, хотя я думаю, без особой радости. Но солдат мало беспокоится о том, как настроен хозяин дома, в котором он располагается. Если ему не дают по-хорошему, он возьмет по-плохому» 69.

Теперь же войск было столь много, что они обчищали все на своем пути, словно стаи саранчи. Вдобавок немецкие союзники нередко позволяли себе бесчинства, и Наполеон сделал строгие выговоры маршалу Нею, в корпусе которого отличались своей недисциплинированностью на походе вюртембергские контингенты, и королю Жерому. Император писал последнему: «Очень жалуются на дисциплину ваших войск, говорят, что у вас каждый делает, что ему в голову взбредет» 70. Однако подобных мягких замечаний явно не хватало. Вюртембергский капитан фон Зуков вспоминает, что при приближении его дивизии «крестьяне прятались в лесах со своим скотом и самым ценным, что у них было, когда мы вступали в деревню, мы обычно находили дома пустыми» 71.

Офицер Вислинского легиона Брандт вспоминает, что командир отряда, встретившийся ему в Торне, рассказал ему о беспорядках, творящихся в округе: «Каждый, говорил он, делает, что хочет, берет, где может… Французы, итальянцы, вюртембержцы, баденцы, баварцы и даже поляки разоряют весь край. Если так будет продолжаться долго, мы съедим друг друга, как голодные крысы. Наверно, император слеп, если он терпит подобные безобразия» 72.

Нет, император не был слеп, конечно. Но он полагал, очевидно, что главное — довести эту массу войск до столкновения с неприятелем, а там короткая битва, и все кончится. Мародеров иногда расстреливали, но в большинстве случаев на них просто закрывали глаза. Солдат Якоб Вальтер из вюртембергского контингента вспоминает, как он и его товарищи разграбили маленький польский городок Кальвария: «Этот городок был польским, то есть дружественным нам. Жители обратились с жалобой к королевскому принцу. Он отдал приказ расстрелять первого из солдат, которого увидят вне лагеря… Решимость принца действительно впечатляла. Он бегал перед фронтом войск и направлял свой пистолет то на одного, то на другого солдата. Мы боялись, что он выстрелит и ещё убьет кого-нибудь. Однако нехватка продовольствия успокоила его гнев и удержала его руку» 73.