Леонтий Раковский - Генералиссимус Суворов

Войска достаточно отдохнули, и мы завтра в три часа утра выступим двумя колоннами:

австрийцы в правой, русские в левой, пойдем прямо на неприятеля. Говорят, что неверных только пятьдесят тысяч, а другие пятьдесят дальше. Жаль, что они не вместе, -разом бы их разбили!

Это была готовая диспозиция.

Генерал Сувара все обдумал без него сам и предлагает принцу безоговорочно поступить так, как этого хочет Сувара.

Это задело принца. Он вошел с листком диспозиции в палатку, задумчиво прошел раз-другой мимо стола, задевая стулья и не видя слуг, дававших ему дорогу, а потом круто повернулся к выходу, где стоял в ожидании ответа русский офицер.

В этой диспозиции есть вызов, есть чуть ли не оскорбление, но зато в ней чувствуется настоящая убежденность, правота, сила.

Будь что будет!

- Передайте его высокопревосходительству: я согласен. Только я думаю, что надо до последнего момента скрыть от турок присутствие ваших войск. Так будет лучше! - сказал он русскому офицеру.

- Конечно, конечно, ваше высочество! - угодливо поддакнул тот.

Принц стоял, раздумывая: кого бы назначить командиром отряда? Генерала Сплени? Полковника Барко? Нет, пожалуй, лучше всего будет Карачай: он быстр, он подойдет к этому необычайному русскому генералу.

- Прикажите полковнику Карачаю, - обернулся принц к адъютанту, - взять батальон Кауница и батальон Колло, один дивизион (Дивизион- два эскадрона. ) гусар Барко и дивизион драгун Левенера и тотчас же явиться в распоряжение генерал-аншефа Сувара!

...Суворов, прихрамывая, ходил возле палатки. Он нетерпеливо поглядывал в сторону австрийского расположения: что-то будет? Согласится с его диспозицией принц Кобургский или нет?

- Disposition zum Angriff! (Диспозиция для нападения) - повторял он. Но вот прискакал адъютант, отвозивший принцу пакет.

- Ну, как? - крикнул ему издалека Суворов.

- Согласен, ваше высокопревосходительство! - живо ответил адъютант.

- То-то!

Суворов был в восторге от принца.

- Ай да принц! Помилуй бог! Молодец! Вот тебе и австрияк! Умница, ей-ей умница!

Суворову понравилось все: и сговорчивость принца, и то, что принц не рассердился на него за отказ встретиться, и то, что Кобургский разумно предложил поставить впереди русских сил австрийский отряд.

- Как, говоришь, звать полковника? - переспросил Суворов.

- Карачай, ваше высокопревосходительство - ответил адъютант.

- Карачай не Карачай, - весело приговаривал Суворов, идучи в палатку, - а будет туркам карачун!

IV

Подпоручик Лосев никак еще не мог за два с половиною месяца привыкнуть к здешнему странному климату. У них, в Дорогобужском уезде, такое июльское, пусть росистое и туманное утро все-таки не было бы настолько пронизывающе-холодным. Здесь же, пока солнце не встало, не согреет никакой плащ, а чуть оно поднялось - пропадешь от жары.

Еще только рассветало.

Над рекой Путной, незнакомой, чужой, своенравной (вот навели мост сорвало; это не дорогобужский Днепр!), стлался туман. Ни реки, ни стоящих возле нее людей не было видно. Лишь иногда из тумана вдруг появлялись человек или лошадь.

Подпоручику Лосеву, который впервые шел в бой, все казалось, что это уже турки.

Вчера авангард союзников целый день отбивал атаки турецких наездников, и Лосев в первый раз увидал раненых.

Соединенные русско-австрийские силы уже два дня шли на сближение с неприятелем. Шли, как было указано в суворовской диспозиции: русские слева, австрийцы - справа.

Кавалерийский авангард двигался впереди полков первой линии - гренадер и егерей.

Так подошли к реке Путне и теперь ждали, когда наведут мосты.

Наконец после томительного топтания на одном месте, у берега реки, пехота ступила на мост.

Голые, посиневшие от холода саперы одевались и сушились у костра.

Вишь, закалянели, бедные!

- Еще бы! Вода теперь холодная: пророк Илья уже льдину бросил, говорили проходившие пехотинцы.

Пехота тянулась по мосту бесконечной вереницей. Кавалерия нашла брод и переправлялась, минуя мост.

За Путной была все та же холмистая Молдавия, с кустарниками, оврагами и перелесками.

Когда перешли через мост, пехоте велели становиться в боевой порядок.

3-й дивизии боевой порядок был хорошо знаком - генерал-аншеф Суворов каждое занятие в поле начинал именно с него, приучал быстро становиться в полковые каре.

Дивизия построилась в шесть каре. В первую линию поставили гренадер и егерей. Во вторую - полки Апшеронский, Смоленский и Ростовский. В третьей стала кавалерия. Пушки тарахтели между пехотными каре. В середине каре схоронились музыканты.

Пехота двигалась мимо кавалерии, которая раньше их перешла вброд Пугну и теперь приводила себя в порядок.

- Довольно мы шли передом, ведите вы нас! - шутили карабинеры.

- Гляди, саквы свои замочил! - отшучивалась пехота.

Идти приходилось в гору. Впереди виднелись довольно большие холмы, занять которые и было приказано.

Лосев видал, как вперед проехал сам Суворов. Он обратил внимание на то, что у Суворова, кроме казачьей плети, ничего не было - ни шпаги, ни пистолета.

Рядом с Суворовым ехал коренастый смуглолицый полковник Карачай и пучеглазый Дерфельден, командовавший первой линией каре.

Лосев шел в первое свое дело. Он знал, что может не вернуться из него живым, но не имел представления обо всех опасностях и потому ждал боя скорее с любопытством, чем с тягостным томлением. Ему казалось, что он совершенно не боится. Лосев присматривался, искоса поглядывал, как ведут себя его соседи - солдаты.

Вот курносый Башилов. Ему, должно быть, уже под тридцать, но на его детски открытом лице можно без труда прочесть все: он явно озабочен.

Рядом с ним шагает черноглазый мушкатер Зыбин. Этот по-всегдашнему оживлен. Он рассказывает что-то веселое. Может, и Зыбин думает о смерти, но по крайней мере не показывает виду.

Старики из капральства, Огнев и Воронов, которые служат в армии уже тридцать лет - больше, чем подпоручик Лосев жил на свете, - держатся обычно: Огнев немногословен, а Воронов почти по-стариковски суетлив и чересчур важен. Еще бы: сам Суворов произвел Воронова в ефрейторы.

Лосев глянул на артиллеристов, которые шли справа от них. Но на их лицах он не мог прочесть ничего - артиллеристы были заняты своими пушками. Лошади с трудом тащили в гору тяжелые пушки, и артиллеристы помогали лошадям.

Взошло солнце. Его лучи ударили сбоку. Лосев посмотрел на восходящее солнце.

"Может быть, в последний раз вижу?" - с грустью подумал подпоручик.

Но тотчас же ему стало стыдно своего малодушия. Он опасливо глянул на соседей - не заметил ли кто-нибудь, что подпоручик Лосев трусит?

Но каждый был занят собой. Хотелось поскорее взойти на холм, хотелось узнать: а что там дальше? Не вылетят ли из-за холма, не ждут ли там турки?