Федор Раззаков - Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди

Мало кто из поклонников артиста знал, что уже на момент его дебюта в искусстве у него уже были неприятности с законом: в 13-летнем возрасте Сергей был поставлен на учет в детскую комнату милиции. Затем киношная жизнь на какое-то время отвадила его от дурной компании, но, как оказалось, не навсегда. В силу своего характера Шевкуненко всегда стремился к лидерству, причем не только на съемочной площадке, но и в обычной жизни. Явление, в общем-то, отрадное, и при том таланте и рвении, которые демонстрировал Шевкуненко, ему можно было всерьез рассчитывать на продолжение успешной карьеры в кино — ведь не каждый начинающий студент ВГИКа имел за плечами главные роли сразу в трех популярных картинах. Но Шевкуненко применил свой талант на ином поприще.

В то злополучное воскресенье, 28 марта, Сергей вместе с приятелем купили в одном из магазинов на Мосфильмовской улице бутылку портвейна и благополучно «приговорили» ее под детским «грибочком» в каком-то скверике. Дело близилось к вечеру, каждого из них дома ждали какие-то дела, поэтому спустя какое-то время приятели разошлись в разные стороны. Когда до дома Шевкуненко на улице Пудовкина оставалось рукой подать, Сергей обратил внимание на симпатичного терьера, которого выгуливал во дворе незнакомый гражданин. Будучи с детства большим любителем собак, Сергей не смог устоять перед искушением и, подойдя к псу, стал ласково трепать его по морде. Взглянуть со стороны — вполне идиллическая картина. Однако хозяину собаки она почему-то не понравилась. Не выбирая выражений, он потребовал от Шевкуненко, чтобы тот оставил в покое его животное. Реакция того была не менее бурной. Слово за слово, началась перепалка, которая вскоре переросла в драку. Шевкуненко оказался моложе и сильнее своего визави: повалив на землю, он стал избивать его без всякого сожаления. Избиение прекратилось только после того, как прохожие, прибежавшие на крики избиваемого, сумели оттащить озверевшего артиста от его жертвы.

На следующий день собачник отправился в ближайшее с его домом 76-е отделение милиции и написал на обидчика заявление. Для правоохранительных органов оно оказалось как нельзя кстати, поскольку появилось аккурат в дни, когда в стране был объявлен очередной крестовый поход против хулиганства. К тому же в качестве обвиняемого в нем фигурировала уже хорошо известная стражам порядка личность. С хулиганом решено было больше не валандаться, тем более что родной «Мосфильм» отказался взять его на поруки. Впереди Шевкуненко ждал суд.

А столица между тем живет своими каждодневными заботами. Например, коллектив Большого театра в те дни пребывал в радостном возбуждении: 28 марта театру исполнилось 200 лет. По этому случаю было принято решение о реставрации здания театра, в частности его главной достопримечательности — квадриги лошадей, управляемой покровителем всех искусств богом Аполлоном. Именно тогда было принято решение «одеть» Аполлона — прикрыть фиговым листком его мужское достоинство. Как утверждают очевидцы, идея исходила снизу — от специалиста-реставратора Владимира Лукьянова, который объяснил свою инициативу просто: мол, на большинстве греческих скульптур нагота прикрыта. Спорить с этим мнением никто не стал. За каких-нибудь пару-тройку часов в памятнике великого Клодта была просверлена аккуратная дырочка, куда и прикрепили «фиговый листок». (Для справки: в таком виде Аполлон простоит до конца 90-х, после чего вновь будет «раздет».)

Но вернемся в конец марта 76-го.

Радостное известие пришло в конце марта из Америки: премия Американской академии киноискусств «Оскар» в номинации «Лучший зарубежный фильм 1975 года» была присуждена советско-японскому фильму режиссера Акиры Куросавы «Дерсу Узала». Вот как об этом вспоминает исполнитель роли Арсеньева Юрий Соломин:

«Ни я, ни Максим Мунзук «Оскар» получать не ездили. Я вообще о присуждении узнал, можно сказать, случайно. Пришел в театр, а мне говорят: «Тебе звонили из японского посольства». Оказывается, звонил атташе по культуре, чтобы сообщить, что «Дерсу Узала» получил премию, и поздравить нас с Мунзуком. Потом мне позвонила жена, которой, в свою очередь, позвонила подруга, работавшая в «Известиях». Она поздравила Ольгу и спросила: «Юра, конечно, в Америке?» Ольга говорит: «В какой Америке? Он в театре. У него спектакль вечером». Подруга удивилась и сказала, что мы получили «Оскар». На следующий день мы узнали об этом и из центральных газет. Затем в газетах наши фамилии уже не назывались. Как будто и не награждали никаким «Оскаром», и мы к этому ровно никакого отношения не имеем. Через какое-то время я встретил одного известного критика в Союзе кинематографистов, и он, захлебываясь от восторга, стал мне рассказывать, как в Америке он видел эту церемонию и что, когда назвали наши фамилии, весь зал встал. Я послушал, но на меня это впечатления не произвело.

Статуэтку «Оскара» позже я увидел в Японии. Там мне даже дали ее подержать, но мне стало как-то стыдно и неудобно. В Москве же меня никто даже не счел нужным пригласить в Госкино. Никто не пожал руки и не сказал «спасибо» за тот вклад, который мы сделали в мировое искусство. Не предложили мне сфотографироваться с «Оскаром» в руках на память, чтобы моя внучка узнала, что ее дедушка хотя бы держал эту статуэтку…»

Утром 31 марта Владимир Высоцкий и Марина Влади выехали на своей иномарке из столицы. Им предстоял долгий путь сначала до Бреста, а оттуда через Польшу и сопредельные страны во Францию. Впрочем, этот маршрут им был уже хорошо известен — двигались они по нему не в первый раз. Высоцкий был в хорошем расположении духа, несмотря на то что последние события в родном театре вселяли в него мало оптимизма. Однако впереди его ждал полуторамесячный отпуск, во время которого он собирался совершить круиз на океанском лайнере.

Между тем в Москве, в парке Сокольники, готовилась к открытию выставка «Станки ФРГ-76». Она привлекла к себе повышенное внимание специалистов станкостроения из многих союзных республик, которые собирались во время ее проведения заключить выгодные для себя контракты. Однако мало кто знал, что выставка оказалась также в центре внимания и такого ведомства, как КГБ. Но чекистов интересовали отнюдь не станки, а некоторые из гостей, прибывшие в Москву в составе делегаций. Например, бизнесмен из фирмы «Дионис Хофман» Вилли Эрбеле, который подозревался в скупке советских оборонных секретов. У КГБ была информация, что во время нынешнего пребывания в Москве Эрбеле попытается выйти на контакт с одним из таких продавцов. Так оно и вышло.

Вечером 31 марта Эрбеле в компании своих компаньонов посетил один из самых популярных столичных ресторанов — «Узбекистан», что на Неглинной. Заказав самые дорогие деликатесы, компания принялась бурно отмечать свой будущий успех на предстоящей выставке. Тем временем в самый разгар веселья в ресторан вошел мужчина средних лет и, не обращая внимания на табличку «Свободных мест нет», прошел в зал. Отыскав глазами Эрбеле, он подошел к его столику и опустился на свободный стул. Это был коллега бизнесмена начальник экспортного отдела фирмы «Хофман» Карл Хайнц Роховски, который служил передаточным звеном между Эрбеле и продавцом секретов. И в ресторан его пригнал отнюдь не голод, а шпионская необходимость: он подготовил встречу с продавцом.