Федор Раззаков - Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди

В королевстве, где всем, снились кошмары, Где страдали от ужасных зверей, Появилось чудо-юдо с гитарой, По прозванию Разбойник-Орфей. Колотил он по гитаре нещадно, Как с похмелья Леший бьет в домино, И басищем громобойным, площадным В такт ревел, примерно все в до-минор…

О реакции Высоцкого на эту пародию ничего не известно, что позволяет сделать вывод о том, что он ее либо не слышал, либо не обратил на нее внимания. С пародией Хаита — Хазанова вышло иначе — Высоцкий на нее обиделся. Даже вроде звонил Хазанову домой, чтобы объясниться. А на концерте в Дубне поведал слушателям следующее:

«Мне недавно показали пародию на меня… у Хазанова в спектакле. Омерзительная, на мой взгляд, пародия, написанная Хаитом. Они считают себя людьми «левыми», не знаю, из каких соображений. Во всяком случае, вот в этой пародии они выглядят просто отвратительно, на мой взгляд. Это самые… Ну, в общем, я не знаю. Если у вас будет возможность с ними встретиться — с Хазановым и его авторами — и вы услышите это, вы сами это поймете… Если в том нет никакого намерения — бог с ними. Но все равно неприятно. А если в этом есть намерение — надо в суд…»

Большинство слушателей не видели спектакля «Мелочи жизни», поэтому плохо понимали, о чем идет речь. Поскольку читатель тоже находится в таком же положении, позволю себе процитировать несколько строчек из той пародии:

Концерт Высоцкого начался в половине десятого вечера. Он был в самом разгаре, когда по ТВ (в 22.00) началась трансляция (опять в записи) третьего, заключительного матча «Кубка вызова» между сборными СССР и Канады. Хозяева вышли на лед, преисполненные решимости во что бы то ни стало победить, поскольку поражение было равносильно самоубийству — ведь игры проходили у них на родине. Эта решимость обрела у канадцев еще большую силу, когда они увидели, какой состав выставили против них советские тренеры. У сборной СССР не играли такие виртуозы шайбы, как Валерий Харламов, Владимир Голиков и Владислав Третьяк. Вместо них зеленая молодежь, некоторые из которых вообще играли против профессионалов впервые: Ирек Гимаев, Виктор Тюменев, Сергей Макаров. А место в воротах занял Владимир Мышкин, за плечами которого был всего один (!) серьезный матч — он сыграл его минувшей осенью в турнире на приз газеты «Руде право». Как вспоминает сам В. Тихонов:

«Почему я решил заменить Третьяка в последнем матче «Кубка вызова»? Профессионалы великолепно знают Владислава. Побаиваются его. Но я опасался, что они подметят одну его слабость, которая неожиданно проявилась в двух первых матчах (очевидно, Третьяк был не в лучшей своей форме — больше я эту слабость не замечал ни разу!), — он не был готов к мгновенной реакции на второй бросок, на добивание. Мышкин, если судить по тренировкам, был в тот период подготовлен лучше…»

Собственно, Владимир Мышкин во многом и решил исход поединка. В течение почти двух периодов канадцы штурмовали его ворота, производя броски из всех возможных положений. Его визави Чиверс, наоборот, стоял в тот день гораздо хуже. Первый период закончился «всухую» — 0:0. Во втором наши нашли брешь в воротах канадцев и забили две шайбы (Михайлов, Жлуктов). В третьей двадцатиминутке, когда Балдерис забил третью шайбу, стало ясно — канадцы повержены. Поняли это и сами «Олл Старз». В итоге Чиверс пропустил еще три безответные шайбы (Ковин, Макаров, А. Голиков). Итог матча — 6:0 в пользу нашей сборной. «Кубок вызова» уехал в Москву.

В те дни очередные серьезные проблемы возникли у Андрея Сахарова. После того как он позволил себе усомниться в справедливости суда над террористами, устроившими взрывы в Москве в январе 77-го, ему буквально не стало прохода. Каждый день ему домой звонили неизвестные, которые оскорбляли его и даже угрожали расправой. 8 февраля в «Известиях» было опубликовано письмо Д. Тюжина — родственника (дяди) погибшего от взрыва в метро 16-летнего мальчика, — в котором он обвинял Сахарова в пособничестве террористам. Письмо так и называлось — «Позор защитникам убийц». Но на этом неприятности Сахарова не закончились.

Примерно 11 февраля к нему домой явились два нежданных посетителя — мужчины, которые представились родственниками погибших во время терактов 77-го. Чуть ли не с порога они спросили академика: «Зачем вы защищаете убийц?» Сахаров попытался было объяснить гостям, что он не защищает убийц, а пытается доказать, что суд над ними был неправый, закрытый. «Почему, например, не были извещены о суде родственники подсудимых?» — спросил он у гостей. На что те ответили: «Да мы бы их растерзали: это они виноваты, что вырастили таких убийц». Далее послушаем рассказ самого А. Сахарова:

«Я говорил нарочно размеренно, а они — все громче и возбужденнее. Маленький начал подступать ко мне с криками и выбрасывать у меня перед лицом сжатый кулак. Я продолжал, стараясь соблюдать спокойствие и неподвижность, свои аргументы. В квартире были Лиза и Мальва Ланда. Они прибежали на шум. Один из посетителей сказал Мальве:

— Вам, Мальва Ноевна, тут делать нечего. Опять клевету напишете!

(Выдав тем самым окончательно свою гэбистскую принадлежность.) Крики и размахивание руками усилились. Обстановка становилась все напряженней. Лиза стала протискиваться между мной и гэбистами, пытаясь как-то защитить меня. В этот момент один из гэбистов быстро нанес ей — незаметно для меня — сильный и болезненный, как она потом призналась, удар в живот, но тогда Лиза даже не поморщилась. Продолжая кричать, «посетители» постепенно двигались к двери и, наконец, ушли, пообещав напоследок прийти со всеми родственниками погибших и окончательно разделаться со мной.

Потом начался поток писем. Всего их пришло более 20, может, около 40 — с оскорблениями, упреками (Почему ты защищаешь убийц, а не их жертв? И тебе не стыдно?..), угрозами. Примерно в 15 письмах содержались прямые угрозы убийства. В одном из них мне обещали отрезать голову и положить ее напротив американского посольства. Авторы многих писем сообщали, что они уже отсидели немало и готовы посидеть еще ради того, чтобы покарать такого мерзавца, как я…»

Тем временем в «городе невест» Иванове бушуют не менее бурные страсти, и тоже политические. Поводом к ним стал январский номер журнала «Аврора», где было напечатано стихотворение Евгения Евтушенко о «колбасных» поездах. Как мы помним, по этому поводу провели идеологический актив области, где эту публикацию назвали идеологической диверсией и дали команду изъять номер журнала из всех ивановских библиотек. Едва эта новость ушла в народ, как тут же люди бросились воровать журнал из библиотек, а потом переписывать стихотворение от руки и распространять его наподобие газеты «Искра» — то бишь подпольно. Более того — на свет стали появляться стихотворения-подражания, которые ходили по рукам даже в средних школах среди подростков. Власти, которые явно не ожидали такой реакции на свои действия, схватились за голову: что делать? В итоге решили спуску «пасквилянтам» не давать. А чтобы люди поняли, что шутить с ними никто не собирается, провели показательную акцию — арест молодой машинистки, которая имела смелость распечатать одно из крамольных произведений у себя на работе. Эта акция возымела определенное воздействие: многие из тех, у кого дома хранились подобные стихи, бросились от них освобождаться — сжигать в печках. Однако некоторые их все-таки сохранили, тем самым донеся до потомков.