Барбара Такман - Загадка XIV века

Буржуазии в XIV веке прибавилось, выросло производство бумаги, и, благодаря этому, расширилась читательская публика; аристократы, как известно, были знакомы с литературой понаслышке или по чтениям, которые устраивались в их замках. Торговцы, знакомые с чтением и письмом в силу своей профессии, готовы были читать книги любого вида — поэзию, историю, романы, путешествия, вульгарные книжки, аллегории и религиозные произведения. Обладание книгами стало признаком культурного человека. Поскольку богачи и нувориши копировали манеры, идеалы и платье аристократии, широкую известность получили хроники о рыцарстве.

Неизвестно, что за книги были у Ангеррана VII в дополнение к «Хроникам» Фруассара и тем, что перечислены в королевских архивах в виде подарков от короля. Кроме французской Библии — от Книги Бытие до Псалмов, — которую подарили ему за службу герцогу Бретани, в 1390 году Ангерран получил книгу «Король Пеппино и его жена, Большеногая Берта», а также принадлежавшие королеве «Деяния Карла Великого», «хорошо написанные, в три колонки в очень большом фолианте». «Король забрал книгу у супруги и передал монсеньору де Куси».

Фруассар приехал в Париж с юга: там он посетил другого своего патрона — графа де Фуа, а в Авиньоне его принял папа. Побывал Фруассар и на бракосочетании герцога Беррийского с двенадцатилетней невестой, это событие вызвало непристойные комментарии общества. Де Куси хотел услышать обо всем из первых уст, а потому попросил Фруассара сопровождать его в поездке в Мортань. По дороге они обменивались новостями, де Куси рассказывал хронисту о мирных переговорах, а Фруассар — о блестящем приеме у графа де Фуа. Оказалось, что граф де Фуа, бывший опекуном невесты герцога Беррийского, воспользовался страстью герцога и растянул брачные переговоры, пока герцог в своем нетерпении не согласился заплатить тридцать тысяч франков и тем самым покрыл затраты на девочку за то время, что она находилась под опекой Фуа.

Фруассар засыпал графа вопросами и из его ответов составил представление о том, как смотрит на мир современный аристократ. Гастон Феб де Фуа считал, что историю его времени будут изучать внимательнее, чем другие века, потому что «за эти пятьдесят лет в мире было больше битв и чудес, чем в предыдущие триста». Брожение века волновало графа, он не испытывал дурных предчувствий. В буре событий человеку недосуг думать о будущем.

Не было дурных предчувствий и о рыцарстве, тем более что в это время пышно праздновалось посвящение в рыцари двенадцатилетнего Людовика II Анжуйского и его младшего десятилетнего брата. Церемония длилась четыре дня, празднество состоялось в королевском аббатстве Сен-Дени. Франция XIV века повторяла декаданс Рима, и в самом деле посвящение в рыцари маленьких мальчиков не так далеко ушло от поступка императора, сделавшего сенатором собственного коня. Невероятная помпезность этого события и выбор аббатства Сен-Дени в качестве места празднества были рассчитаны на прилив восторга в связи с желанием герцогов Анжуйских вернуть себе Неаполитанское королевство. На территории аббатства произвели радикальные изменения, чтобы проводить там турниры, балы и банкеты. О религиозных службах забыли, застучали молотки плотников, закипела стройка. Началась церемония, после ритуальных омовений и молитв к алтарю подошли два мальчика, одетые в длинные, до пят, меховые мантии, подбитые красным шелком. Сопровождали детей оруженосцы с обнаженными мечами и свисавшими с рукоятей золотыми шпорами. Карл VI возродил античные ритуалы, настолько позабытые во время правления его отца, что зрителям все казалось странным и непонятным, и они спрашивали, что все это значит.

Той же ностальгии был посвящен следующий день турниров: возрождая галантные времена старинных ристалищ, благородные дамы провожали на арену рыцарей в сверкающем облачении. Вынув из лифа яркую шелковую ленту, дама грациозно повязывала ее на своего рыцаря. Празднества длились день и ночь — турниры, танцы, маскарады, пиршества, пьянство и, по словам возмущенного монаха из Сен-Дени, «распущенность и прелюбодеяния». Вряд ли кого-нибудь вдохновило рыцарство, представленное двумя полузабытыми обычаями.

Правительство швырялось деньгами весь 1389 год, и траты достигли столь же невероятных размеров, что и при дядьях, хотя цель такого расточительства была не военной, а гражданской. Кульминацией стал торжественный въезд в Париж Изабо Баварской по случаю коронации ее как королевы. Это было событие невероятного размаха, никогда еще публику так не развлекали. Хотя цена развлечений противоречила добрым намерениям нового правительства, само представление можно было уподобить древнеримским образцам. И в самом деле, что такое правительство как не соглашение, благодаря которому многие принимают власть нескольких? Цирки и церемонии созданы для того, чтобы народ принимал власть; такие мероприятия либо имеют успех, либо приводят к противоположному результату, если обходятся народу слишком дорогой ценой.

Частицу успеха королевы перехватила Валентина Висконти, новая жена Людовика Орлеанского. Она успела на церемонию. Поскольку брак с Людовиком в 1387 году был заключен по доверенности, то отец ее, Джан-Галеаццо, потребовал два переходных года: за это время он умножил огромное приданое дочери (полмиллиона золотых франков), присовокупив Асти и другие территории Пьемонта. Валентина была его единственным оставшимся ребенком, и Галеаццо был так к ней привязан, что ускакал из Павии, чтобы не видеть ее отъезда, потому что боялся при всех разрыдаться. Валентина, дочь его покойной жены Изабеллы Французской — и, стало быть, двоюродная сестра Людовика Орлеанского — выросла в доме, который ее отец сделал гаванью для знаменитостей — ученых и художников, которых весьма уважал. Валентина знала латынь, прекрасно говорила по-французски, по-немецки и привезла с собой во Францию книги и арфу. При переходе через Альпы ее сопровождали тысяча триста рыцарей, в ее приданом было платье, расшитое двумя с половиной тысячами жемчужин и сверкающими бриллиантами, будущий ее дом с Людовиком был устлан арагонскими коврами, на гардины пошел алый бархат, расшитый розами и луками. Согласно сохранившимся записям, в доме были шелковые простыни стоимостью четыреста франков — подарок на Новый год, однако вся эта роскошь не могла скрыть печали от предстоящего замужества.

В великий день прибытия королевы по улице Сен-Дени прошла процессия, она двинулась к замку Шатле и к Большому мосту, переброшенному через Сену. Это был женский день, герцогиню и знатных дам в сопровождении благородных аристократов несли на богато украшенных носилках. Де Куси сопровождал свою дочь Марию и ее свекровь герцогиню де Бар, а жену Ангеррана несли на других носилках. Платья и драгоценности дам были шедевром вышивальщиц и ювелиров, потому что король хотел затмить все предыдущие церемонии. Он приказал изучить архивы Сен-Дени и выяснить подробности коронаций прежних королев. Герцог Бургундский, первый придворный модник, не нуждался в помощи: он надел бархатный дублет, на котором были вышиты сорок овечек и сорок лебедей, причем у каждого из них на шее висел жемчужный колокольчик.