Цезарь Ложье - Дневник офицера Великой Армии в 1812 году.

Но несчастные впали в еще больший ужас при виде оружия — они вообразили, что пришли жестоко расправиться с ними. Общий крик страха и ужаса раздался со всех сторон. Наступил неописуемый беспорядок; все бросились по направлению к главному алтарю. Дети бежали с воем за своими до смерти напуганными матерями.

Даже гренадеры остановились, как бы пораженные молнией.

Священник возвысил голос, и ему удалось водворить тишину. Тогда он произнес длинную энергичную речь, и нам, которые его не понимали, казалось, что по мере того, как он говорил, страх рассеивался, уступая место грустному и покорному доверию. Потом каждый медленно возвратился на свое место. Началась скудная раздача пищи: одни жадно хватали ее; другие брали равнодушно; понемногу на нас стали смотреть с меньшим ужасом.

После раздачи священник опустился на колени на верхней ступени лестницы, ведущей к главному алтарю, поднял руки к небу и запел молитву. Присутствующие повторяли ее, стоя на коленях и приникнув лицом к земле. Я никогда не видал, чтобы молились с таким жаром.

Я покинул это место страданий с щемящим сердцем и после стольких ужасных картин, виденных мной в один день, решил не выходить больше из лагеря.

Сделав несколько шагов, я встретил одного польского офицера из штаба вице-короля, который в Бочейкове опровергал обвинения, возводимые нами на поведение его нации в этой войне.

«Вы приходите кстати, — сказал я ему, — посмотрите на результаты упрямства ваших сограждан. Взгляните кругом. Посмотрите, какими ужасами мы окружены. Разве все было бы так, если бы литовцы пошли за своими братьями поляками!»

Этот честный поляк, удивленный таким резким и неожиданным обвинением, сказал мне: «Но зачем же приписывать все эти бедствия литовцам? И почему не приписать их главным образом тем, кто в своих бесчисленных повозках привез с собой бордо и шампанское, не позаботившись даже о продовольствии и лекарствах для своих несчастных солдат. Кто виноват в поджоге домов? Чего хотят от литовцев? Могут ли они сделать больше, чем сделали? Я постоянно слышу такие жалобы. Я вам докажу, когда хотите, несправедливость ваших упреков; я докажу вам, что литовцы всегда были такими же хорошими патриотами, как поляки!»

21 августа. Генерал Дессоль, начальник штаба итальянской армии, заболел и заменен генералом Гильемино. Сейчас император делал большой смотр всей итальянской армии, за исключением, конечно, ушедшей накануне дивизии Пино.

Вот некоторые подробности этого смотра. Так как император предупредил, что приедет в пять часов вечера, то у войск было время приготовиться и одеться в парадную форму. Хорошо было бы, если бы те, кто вдалеке отсюда думают, что наша армия изнурена, разочарована, уменьшилась до нескольких человек в каждом отряде, могли бы присутствовать при том действительно внушительном зрелище, которое представляла итальянская армия, развернутая на высотах перед Смоленском. Какие крики восторга вырывались при приближении императора! Это не были крики по приказу или с поощрения офицеров, они шли из сердца жадных до славы и состарившихся в лагере солдат.

Величественно проехал император по фронту войск и обращался к офицерам и многим солдатам с вопросами: «Довольны ли они, не страдают ли они в походе». В ответ часто слышалось: «Наше единственное недовольство, Ваше Величество, в том, что мы не так часто видели врага, как другие отряды», — на что он с довольным видом, в свою очередь отвечал: «Вы его увидите». Это не были слова пустой лести; солдаты лести не любят. Это — чувства всей армии.

За смотром следовала раздача наград.

Церемония закончилась уже после заката солнца. В тот же вечер войскам был прочитан приказ принца Евгения. От имени императора он выражал в нем полное удовлетворение их хорошей выправкой, их опрятностью, их щегольским видом и храбростью, успевшей уже проявиться в разных обстоятельствах. В приказе особенно подчеркивалась необходимость духа дисциплины.

Всю ночь в нашем лагере царит самая искренняя радость.

Володимирово, 23 августа. Утром мы оставили лагерь в виду Смоленска и направились к Москве. Деревня Володимирово, куда мы пришли в тот же день, расположена на склоне холма, на котором находится большой деревянный дом. Следуя инструкции, вице-король хотел обойти Духовщину, чтобы потом отступить к Дорогобужу; но адъютант генерала Груши, возвращаясь из этих мест, сообщил нам, что эта местность несколько дней тому назад оставлена генералом Винцингероде, ушедшим на северо-восток, несомненно, для соединения с корпусом Витгенштейна.

В заключение вице-король решил, что мы завтра отправимся по дороге, идущей от правого берега Днепра в Пологое. Ночь проводим здесь, в окрестностях Володимирова.

Пологое, 24 августа. Местность после Смоленска стала красивее и богаче. Там и сям красивые дома; поля возделаны. Наконец, сегодня утром мы видим, — для нас это совершенно необычайное событие, в окрестностях Прудищ пасущийся на полях скот. Видим деревенских жителей, видим дома, оставшиеся в стороне от движения войск и, следовательно, уцелевшие.

Несколько офицеров и солдат отправлены были к местным жителям, чтобы в мирных выражениях попросить у них пищи на сегодня и несколько голов рогатого скота.

Солдат, попадая в гостеприимные места и видя, что существование его обеспечено, легко забывает усталость, вызванную долгим переходом, тянувшимся без остановок 10 часов. Наконец, мы добрались и до деревни Пологое, стоящей не очень далеко от почтовой дороги.

Заселье, 25 августа. Довольные тем, что хорошо отдохнули ночью, мы весело переправились через Вопнель в том месте, где эта речка примыкает к дороге в Духовщину. Но глубина ее настолько значительна, а берега настолько круты, что артиллерию нельзя было переправить вброд. Канониры должны были много поработать, чтобы перевезти с одного берега на другой орудия и повозки, должны были в этот жаркий летний день побороть много всяких затруднений. В конце концов на это мы убили много времени. Продолжая наш путь, мы опять подошли к болотистым берегам Днепра. Еще миля — и мы видим высокие башни замка у одной деревни, находящейся на расстоянии дня ходьбы от Дорогобужа. Кавалерия Груши, недавно приехавшая сюда по Духовщинской дороге, прохлаждается в лежащем рядом озере. Биваки устроены около замка.

Кавалерийские пикеты, принадлежащие к корпусу Груши, пускаются на разведки вперед и по сторонам; они стараются узнать, приехал ли император в Дорогобуж и свободно ли сообщение с этой местностью. В этой неуверенности вице-король, не решаясь посылать ординарцев в императорскую квартиру, вместо этого приказал им переправиться через Днепр и затем перейти на почтовую дорогу между Смоленском и Дорогобужем.