Анатолий Уткин - Русские во Второй мировой

Гитлер спросил мнение Геринга. Ответ сорвался незамедлительно: «Мой фюрер, люфтваффе осуществят все снабжение 6-й армии по воздуху». Геринг твердо обещал доставку 500 тонн в сутки. Мемуаристы называют это обещание как минимум «мальчишеским». Вообще говоря, это были, возможно, самые важные слова, сказанные за весь период Второй мировой войны. К нашему счастью, они оказались пустой бравадой. Впрочем, отдадим должное германским генералам, многие из них поняли это тотчас. Цайцлер пришел в ярость. «Люфтваффе не могут осуществить этого. Знаете ли вы, рейхсмаршал, сколько ежедневных вылетов необходимо армии в Сталинграде?» Кровь бросилась в лицо Геринга. «Лично я не знаю, но мой штаб знает это». Цайцлер: «Семьсот тонн! Ежедневно! Даже считая за данность, что все лошади в районе окружения пойдут на кухню, останется еще пятьсот тонн. Каждый день пятьсот тонн». На что Геринг ничтоже сумняшеся ответил: «Я могу сделать это». Фельдмаршал Кейтель назвал это решение «фривольным». Но протесты Цайцлера уже мало что значили, обещание Геринга работало на схему Гитлера — держаться, не сдаваться, помощь придет, русские дадут слабину и на этот раз.

Гитлер ворвался в спор: «Рейхсмаршал сделал обещание, и я обязан верить ему. Право окончательного решения принадлежит мне». Будущий натовский генерал Адольф Хойзингер видел абсолютно счастливого Геринга, идущего рядом со счастливым Гитлером. Оба они шли к военному поражению и вели Германию в пропасть. Роковое для Германии решение было принято в обстановке истерического пренебрежения реальностью. Немедленно из «Вольфшанце» последовал приказ 4-му

воздушному флоту обеспечить доставку в район окруженной группировки трехсот тонн ежедневно, а с прибытием новых самолетов довести объем поставок до требуемых Паулюсом пятисот тонн. Гитлер послал особое радиосообщение генералу Паулюсу (не зная еще об особой инициативе по приготовлению к уходу фон Зейдлица): «Северная часть оборонительной зоны Сталинграда должна быть поставлена под единое военное командование. Этот командующий будет ответствен перед фюрером за оборону укрепленной зоны любой ценой. Ответственность возложить на генерала Зейдлица». Паулюс молча положил радиограмму перед седовласым генералом и спросил его, что он намеревается делать. Тот кратко ответил: «Я полагаю, что мне не остается ничего другого, кроме как подчиниться».

Паулюс перегруппировал свои войска. Теперь они не были расположены ударной колонной, а расположились вдоль периметра окружения. В мобильном резерве он оставил 14-ю танковую и 9-ю зенитную дивизии. Ближайшие немецкие части за пределами кольца находились в 37 километрах.

Попытка немцев вернуться в оставленные балки и на оставленные позиции не везде увенчалась успехом. Советские войска уже укрепили новоприобретенные позиции. В немецких рядах впервые можно было услышать: «Они продали нас». Пока это было мнение лишь незначительного меньшинства. Большинство еще было абсолютно уверено, что верховное командование найдет способ их спасти, хотя идея воздушного моста уже тогда вызвала массовый скептицизм, сомнения в воздушной поддержке уже были значительными.

Немцы начали организацию того, что Гитлер назвал etfuwg Stalingrad — крепости на берегу Волги. Последние сознательно попавшие в кольцо окружения части прорвались ранним утром 29 ноября 1942 года через Дон с запада на восток, чтобы присоединиться к основной массе группировки Паулюса. После полудня этого дня, когда вся колонна немцев перешла мост у Лещинской на восточную сторону реки, лейтенант Мутиус взорвал мост, и огромное оранжевое пламя взмыло к небесам. Это пламя странным блеском осветило отходящие к Сталинграду автомашины и повозки. Словно давая знак — пути назад нет.

Немецкие части в Сталинграде долгие месяцы были неудержимой атакующей силой, прижимающей противника к его самой большой реке. И вдруг характер происходящего изменился почти радикально. Теперь сталинградская полоска земли стала авангардом всей большой Родины, бросившей силы на дошедшего до Волги захватчика. Теперь патрули немцев с величайшей опаской наблюдали, как Иван высаживает к югу от Сталинграда свои танки и артиллерийские установки, и молчали. Окончилось их время. Теперь немцы экономили каждый патрон. И наступающие русские танки они встретили уже с заметным отчаянием обреченных.

Ночью новые советские бойцы заполнили «дом комиссаров» и стоящие рядом дома № 78 и 83. Теперь они, пользуясь ослаблением давления немцев, начали расширять зону своего городского контроля. В окна соседних домов летели гранаты. Немцы держались отчаянно, но обычно смены бойцов им хватало лишь на три дня. Погибших следовало менять — или нужно было сдавать очередной дом. Пришедшая смена — в основном молодые австрийцы с фанатизмом новообращенных держались до конца ноября. За одну из комнат битва шла два дня. И все же дом № 83 пришлось оставить. Возможно, это был последний успех вермахта в Сталинграде.

Мораль окруженных страдала не только от сознания отчуждения, но и от половинного рациона в холодном зимнем Поволжье. Главные немецкие запасы размещались на той стороне Дона, которая была теперь захвачена Красной Армией. Теперь у 6-й армии оставался запас всего на шесть дней. Немцы пересчитывали наличные головы скота, мешки с мукой, ящики с мясными консервами, коробки масла. И бельгийские кони-великаны и малорослые русские лошадки (которых немцы звали «пони») шли теперь под нож мясника. Германское начальство ликовало от того, что четыреста лошадей, направлявшихся на Украину, были задержаны. Правда, у лошадей, давно не видевших сена, торчали ребра. Хуже всего доставалось оголодавшим собакам, за которыми немцы гонялись едва ли не на танках. Постепенно меланхолия воцарилась в кругу солдат, а измождение вело к потере боевой формы. Написанные в эти дни солдатские письма рисуют картину падения боевого духа, первый подлинный затяжной кризис прежней лучшей европейской армии. Офицеры испытывали наибольшую депрессию, когда писали похоронные извещения на своих солдат.

Немцы строили блиндажи. Популярным «проектом» было строительство под подбитым танком. В землянках сказывалась германская сентиментальность — фотографии близких на стенах, рождественские открытки. Но далеким от сентиментальности было заставлять под дулом автомата долбить для блиндажа промерзшую землю советских военнопленных. Такие генералы, как фон Даниэле, создали под землей «минидворцы», целые комплексы помещений. А у командира 16-й танковой дивизии в блиндаже даже стоял рояль Из-под промороженной земли летели звуки великих германских музыкальных гениев. «Первая патетическая» соната Бетховена звучала, когда рядом рвались авиабомбы. Генерал продолжал играть даже тогда, когда к нему приходили с докладом.