Анатолий Уткин - Русские во Второй мировой

Постепенно в моду входил советский воинский стиль — немецкие солдаты стали ценить стеганые штаны, ватники, фуфайки. Большой проблемой стали головные уборы. За полтора года войны с северной страной дизайнеры вермахта так и не сумели создать на голове у своих солдат нечто подлинно зимнее. Пилотки смотрелись просто издевательством. В конечном счете на голове у немцев можно было увидеть все, что угодно. Иногда даже русские портянки. Пользовались успехом поддевки не только из собачьего меха, но и из лошадиных шкур.

«Маленькие партизаны» донимали национально помешанных на чистоплотности немцев как большие. Двести блох в каске стало нормой. Бороться с ними было бесполезно. Особенно там, где солдаты спали, прижавшись друг к другу, под открытым российским небом в ноябре, будучи прикрытыми только брезентом. Они отчаянно завидовали советским солдатам, которые, по их представлениям, жили привольно и питались отменно. В данном случае аргументы психологической войны основывались на полном невежестве.

Истинную ситуацию с обеих сторон знали только советские дивизионные разведроты (разбитые на разведгруппы по несколько человек). Они смело переходили линию фронта и довольно глубоко проникали в глубь котла. Их главная задача заключалась в слежении за перемещением частей противника и в традиционном захвате «языка». Шиком считалось оставить чучело Гитлера с плакатом, предлагающим выстрелить в фюрера. Обычно под чучелом пряталась мина. В последние недели осады возобладала чья-то идея, что томные танго психологически добьют измучившихся немецких солдат, и советские радиоустановки устроили своего рода «Латинскую Америку» с ее ритмами. Вместо объявления следующего танго звучало приглашение сдаться. Либо услышать танго в последний раз.

Лестное мнение об условиях жизни по советскую сторону фронта стало приближаться к правде после завершения окружения — на фронт поступили новые стеганые ватники, овчинные тулупы, рукавицы из кроличьего меха, шапки-ушанки. В каждой роте оказалась гармонь, после наркомовских ста грамм следовало пение — в каждой части были на то свои таланты. Остальные компенсировали талант рвением и дружно помогали. Вышедший на экран в этом году фильм «Два бойца» подарил солдатам «Темную ночь», своего рода ответ на немецкую «Лили Марлен» (хотя по лиричности, поэзии и мелодии песня Бернеса была сильнее шлягера Андерсен, но немцам этого «рассказать» было невозможно, и бедная Лили Марлен, феноменально популярная в вермахте, продолжала ждать своего солдата под фонарем).

Связь с внешним миром была у Паулюса ограниченной. Но его инженеры сумели решить одну очень важную техническую задачу. В юго-западном углу контролируемой территории они возвели 40-метровую антенну, которая связала Гумрак с Новочеркасском посредством комбинации радиотелефона с коротковолновой радиостанцией. Эти передачи советские технические средства не могли ни перехватить, ни глушить. Радиотранслятор работал относительно надежно весьма продолжительное время. Затем, с приближением советских воинских частей, его реле начали попадать под советские танки, и радиотелефонная линия рухнула. Остался телепринтер — он и служил Паулюсу до конца.

А связь, взаимопонимание и взаимовыручка были сейчас важны для немцев как никогда, поскольку мораль и дух германских солдат страдали также и оттого, как, каким образом в самой Германии подавали это крупнейшее испытание вермахта. Советские фанфары 23 ноября заставили молчавшее немецкое командование выступить с коммюнике о ходе событий в районе Сталинграда. В сообщении ОКХ не было сказано об окружении армии Паулюса, а только о том, что русские войска прорвали линию немецкой обороны к северо-западу и к югу от 6-й армии. Это было подано как очередная несуразица в поведении русских, которые «безответственно расположили свои войска и военную технику».

В штаб-квартире фон Паулюса появился неожиданный посланец ОКХ — майор Колестин фон Зитцевиц. Он получил перед отбытием в Сталинград устный приказ генерала Курта Цайтцлера:

«Вы вылетите в Сталинград с сектором коммуникаций. Вы будете докладывать непосредственно мне все возможные сведения максимально полно и максимально быстро. У вас не будет оперативных обязанностей. Собственно, мы не волнуемся, генерал Паулюс делает все очень умело… Скажите генералу Паулюсу, что все будет сделано для восстановления эффективного контакта».

Паулюс спросил Зитцевица, как верховное командование намеревается ликвидировать окружение. На этот вопрос ответа не было. По мнению Паулюса, его армия сыграла бы более важную и полезную роль, если бы ему было позволено уйти с берегов Волги на запад и занять более удобные позиции, скажем, близ Ростова. Подчиненные ему генералы разделяют эту точку зрения. Зитцевиц испытывал симпатию к говорившему с ним вежливо и корректно генералу, старающемуся скрыть нервный тик на своем приветливом лице. Было видно, какой на него обрушился груз.

Но все планы — держаться или уходить — зависели от решающего, критического обстоятельства, от способности германской транспортной авиации наладить мост снабжения. Генерал авиации Фибиг налаживал работу наиболее близких к Паулюсу аэродромов в районе Тацинской и Морозовской. Летом это были хорошие авиабазы, откуда вылетали сотни самолетов в день. Но зимой трехмоторные транспортные «Юнкерсы-52» с трудом поднимались с этих снежных полей. Часть транспортной авиации оказалась изношенной, у некоторых самолетов не было пулеметов и пушек, немалое число воздушных машин лишилось радиоточек. Ощущался профессиональный недокомплект. Ветераны-пилоты перемежались со вчерашними выпускниками летных училищ, одетыми в легкие летные комбинезоны, не годящиеся для температуры ниже нуля.

25 ноября первые грузовые самолеты вылетели для посадки на аэродроме «Питомник» внутри кольца окружения. В течение двух дней к Паулюсу поступало горючее, боеприпасы и продовольствие. В первые 48 часов поступило 130 тонн. Но на третий день — 27 ноября — погода заставила прекратить все полеты. Фибиг пишет в дневнике: «Отвратительная погода. Мы пытаемся летать, но не можем. Здесь, в Тацинской, одна снежная буря следует за другой. Ситуация отчаянная».

Авиационный герой Германии — маршал Рихтгофен в звонках Цайтц-леру и Ешоннеку отстаивал ту точку зрения, что 6-я армия должна полагаться на себя и провести операцию по своему спасению до того, как у нее иссякнут запасы. Это мнение он просил довести до Гитлера. На того мнение Рихтгофена не произвело ни малейшего впечатления. 6-я армия выстоит, чего бы ей это ни стоило. Если она покинет Сталинград, «она никогда уже не вернет его назад». Рихтгофен ворчал, но, как и абсолют-ное большинство недовольных, подчинился приказам человека, который гордился тем, что его ум не омрачен образованием.