Анатолий Уткин - Русские во Второй мировой

Генерал Попиль вспоминает об этой жестокой операции за несколько минут до полуночи 19 апреля: Красная Армия атакует снова и снова вооруженные зенитными орудиями гнезда. «Немцы, собственно, потеряли чувство цели. Они просто стреляют в бойницы… Но вот первые три дома в северном пригороде Зеелова взяты…Да, это была горестная битва». Чуйков достиг Зеелова в полдень того же дня. Сопротивление было столь отчаянным, что Чуйков потребовал еще один день, чтобы погасить очаги сопротивления между Одером и Берлином. Пессимисты считали, что у немцев есть еще три таких линии обороны..

Жестокая битва породила некоторое смятение. Генерал Попиль, ехавший в штаб Катукова, видел солдат и танки в каждом дворе. Раненые, измученные, озлобленные, с впавшими глазами, люди терпели невыносимое и даже победа не вызвала обычного подъема. В ходе битвы войска Жукова претерпели некоторую дезорганизацию. Им было нужно время, чтобы отойти от этого многодневного штурма. Генералы не сразу поняли, почему их танкисты выносят из всех домов матрасы — лучшее из придуманных пока средств против фаустпатронов, обильно усеянных по германской стороне.

Конев успешный

А Конев почти безмятежно шел своим путем на 25-километровом фронте к западу от Нейссе. Фронт перевалил через речную преграду. Войска везли с собой понтоны и мосты, способные выдержать 60-тонные танки. Сверху «штурмовики» помогали проложить дорогу. Войска пробили 15-километровую нишу в немецком фронте за 8 часов боев. Теперь Конев находился в 30 километрах от Люббена, последней разделительной точки, которой коснулся карандаш Сталина. Оттуда прекрасные немецкие дороги ведут через Цоссен в Берлин. На карте эта дорога была обозначена как Рейхсштрассе 96. Фельдмаршал фон Рундштедт назвал ее «дорогой в вечность (Der Weg zur Ewigkeit»).

Маршал размышлял, расположившись в средневековом замке, много веков стоявшем склоненным к Шпрее. Периодически слышны были разрывы снарядов — били немцы, русские никогда не будут стрелять с такой методичностью, так механически воспринимая свое задание. Во что они стреляют? Возможно, на замке есть антенна фронтовой радиостанции? Что бы там ни было, но этот огонь не мешает его танкам двигаться на северо-запад. Конев ожидал трудностей от немецкой обороны на Шпрее, глубокой в этих местах. Когда он прибыл а Третью Гвардейскую танковую армию Рыбалко, несколько танков уже форсировали реку. Но медленно, медленно. Пронесся слух, что в этих местах есть брод.

Проверку поручили лучшему экипажу. Танк под огнем ринулся к воде. О, удача! Вода здесь была не более полутора метров глубиной, и танки выстроились в очередь. Теперь они уже форсировали Шпрее и наматывают километры, приближающие их к германской столице. Их сегодняшняя цель — Люббен. Ну что ж, наступило время звонить Сталину — Коневу было что сообщить Сталину. Да, пробитый танками коридор невелик и может быть запахнут, но это кратчайшая дорога к германской столице.

И все же будущее осложнялось, эйфория коротка. Справа по пути движения Конева встал упрямый Штремберг (его обрабатывала советская авиация), слева не сдавался Жадову Котбус. Щекотливая ситуация. Можно ли рваться вперед, не обезопасив тыл? Такой вопрос могли задавать лишь смиренные души. Конев был прост, упрям и крепок, и тайная мечта владела им. Потому-то он, несмотря ни на что, послал своим танковым героям радиограмму, не допускающую двусмысленности: «Лично товарищам Рыбалко и Лелюшенко. Категорически приказываю вам прорваться в Берлин сегодня вечером. Доложите об исполнении. 19.00 часов 20.04.45. Конев». Побеждают только такие маршалы. Его танки теперь приближались к Цоссену, оставляя позади германскую 4-ю танковую армию.

Но оторопь Конева брала не с этой стороны: он ждал звонка в Москву. Сталин взял трубку, он требовал официального представления: «С Вами говорит командующий Первым Украинским фронтом». В ответ: «Товарищ Сталин. Продолжайте». — «Тактическая ситуация такова: мои бронетанковые войска находятся в двадцати трех километрах от Финстервальде, а моя пехота — на берегах Шпрее». (Пауза). Я предлагаю отдать приказ моим бронетанковым частям немедленно двинуться в северном напрвлении».

Сталин: «Жуков попал в сложное положение» и неожиданно предложил помочь Жукову — бросить его, Жукова, немалые мобильные части в созданный Коневым коридор. Конев приложил все силы, чтобы не изменить тембра голоса: «Товарищ Сталин, это займет слишком много времени и может создать дополнительные неурядицы. Нет необходимости в посылке бронетанковых сил Первого Белорусского фронта в образовавшийся прорыв. Ситуация на нашем фронте развивается благоприятно. У нас достаточно сил, и мы можем повернуть обе танковые армии в направлении Берлина». Цоссен может быть непосредственной целью.

Сталин спросил у Конева, каков масштаб его карты и знает ли он, что Цоссен является штаб-квартирой германского Генерального штаба? Конев ответил, что у него карта масштаба 1:200 ООО и он хорошо знает, что расположено в Цоссене.

Последовала пауза, Сталин рассматривал свою карту. Сердце маршала билось глухими ударами. Наконец Сталин нашел Цоссен на своей карте. «Очень хорошо…» Последовала еще одна огромная для Конева пауза. И наконец последовали слова, которых он ждал более всего: «Я согласен. Поверните танковые армии на Берлин». Генералиссимус пообещал выслать карты с новыми разграничительными линиями и неожиданно прекратил разговор.

Конев сделал поворот немедленно. Он связался по радио с Рыбалко и Лелюшенко, последовала директива № 00215. Первому — идти на Тельтов и 20 апреля войти в Берлин с юга. Второму — на Шпремберг и вечером 20 апреля закрепиться в Потсдаме, чуть западнее Рыбалко. «Я требую твердого понимания того, что успех танковых армий зависит от смелости маневра и быстроты операций».

Жуков после Зеелова

Сталин сам сообщил Жукову, что Конев теперь нацелился на Берлин. Корреспондент «Красной звезды» подполковник Павел Трояновский наблюдал за лицом командующего фронтом. «Это была тяжелая ситуация, и упреки Сталина не были облечены в мягкую форму. Жуков, человек, созданный с металлической волей, сохранил твердость в лице. Он не любил делиться военной славой, и это отразилось на его лице».

Жуков был не менее жестким, чем его соперник из 1-го Украинского фронта. Особым приказом он объявил о наказуемости за «отсутствие решимости». Генерал-лейтенант Попель, начальник штаба 1-й гвардейской танковой армии, заметил своим коллегам: «С нами лев и он готов показать когти». Этот лев знал только один зов, на Берлин. Утром 18 апреля Жуков приказал командирам на минимальное расстояние приблизиться к своим передовым позициям. Все идут вперед, никто не оборачивается назад. Малейшее колебание грозит разжалованием в рядовые и штрафбатом. В 5 часов утра войска Чуйкова снова бросились вперед. Самоотрешение достигло предела, в этом броске вперед жизнь человеческая отступила на второй план.