Рустам Раз - Моя жизнь рядом с Наполеоном

Действительно, в Париже напоминать ему не понадобилось. Генерал Друо, занимавшийся подобными вопросами и к которому я уже много раз обращался, однажды известил меня, что вечером военный совет должен вынести окончательное решение по делу полковника.

Вечером Наполеон сказал мне:

- Поздравляю, Рустам, твой приятель восстановлен.

Я уже знал об этом, генерал, выходя из зала заседания, сообщил мне о решении совета.

Во время той же поездки Наполеон сел однажды в коляску, чтобы поехать в ставку маршала Нея. С нами отправлялся и князь Бертье Невшатель. Когда я собирался подняться на мое постоянное место на переднем сидении экипажа, Его величество сказал:

- Рустам, ты езжай верхом, а свое место уступи Мюрату.

Мы ехали весь день и до места добрались лишь поздно ночью.

Однажды в Мальмезоне во время утреннего туалета он увидел из окна, которое выходило на узкий канал, стаю лебедей. Сразу же попросил у меня карабин, и как только я принес, выстрелил. Императрица в своей комнате одевалась. Услышав выстрел, она в одной ночной рубашке с наброшенной на плечи шалью вбежала к нам:

- Бонапарт, прошу тебя, не убивай лебедей!

Его величество упорствовал:

- Жозефина, не мешай мне, я развлекаюсь!

Взяв меня за руку, императрица попросила:

- Рустам, не заряжай для него карабин.

А Наполеон настаивал:

- Дай карабин.

Увидев, что я нахожусь в трудном положении, Жозефина вырвала из рук мужа карабин и унесла. Его величество хохотал как безумный.

В эти же дни он поехал на охоту в Бютар. Он любил бродить в лесу Сен-Кукуфы, где был очень глубокий пруд. Вдруг ему захотелось покататься на лодке, и он крикнул мне:

- Рустам, приготовь яхту!

То был подарок Гавра.

Я прыгнул в лодку, и лодочник стал грести к пристани, где находилась яхта. Когда мы подъехали довольно близко, я поспешил выйти из лодки, но ее качнуло, и я упал в воду. И сразу же почувствовал, что с большой скоростью иду ко дну что ноги мои вязнут в тине. Напрягши все силы, я вынырнул на поверхность.

Император крикнул мне:

- Рустам, плавать умеешь?

Услышав мой отрицательный ответ, он обратился к участникам охоты;

- Кто хорошо плавает, быстро на помощь!

Напрягши последние силы, я схватился за борт яхты и с большим трудом вскарабкался на палубу... Когда мы отплыли, я увидел, как охотники на берегу раздеваются, чтобы броситься в воду и спасти меня.

Его величество удивленно смотрел на меня:

- Как же это ты не умеешь плавать? Непременно научись. А теперь иди в замок и скорее переоденься.

Я очень быстро научился плавать, но увы, во время тренировок потерял в пруду бриллиантовую брошь, которую подарила мне императрица.

Вообще при дворе большого увлечения карточной игрой не наблюдалось. Сам Бонапарт на деньги играл редко. Помню, после битвы при Эйлау, в Остероде, он развлекался игрой в двадцать один с Мюратом, Бертье, Дюроком и Бессьером. Я был в соседней комнате, когда он позвал меня:

- Рустам, Рустам!..

Я вошел, а он протянул мне горсть золотых монет:

- Бери, это из моего выигрыша...

Это было шестьсот франков. На следующий день он дал мне еще шестьсот, а через день-семьсот франков. Во всяком случае, мне кажется, он радовался выигрышу, хотя могу припомнить только несколько случаев игры на деньги. Да еще однажды в Рамбуйе[18] я получил от него четыреста франков. Тогда, помню, императрица искала меня, чтобы великодушно вручить мне деньги [19] .

Мы были в Фонтенбло. Все говорили, что Его величество готовится уехать на остров Эльбу. Он был очень грустен, едва говорил.

И однажды меня и еще кое-кого очень неприятным и деловым тоном спросили, намерены ли мы уехать вместе с Бонапартом. Я, естественно, ответил, что, не зная мнения Его величества, не могу дать окончательного ответа. Я и в самом деле собирался поставить перед ним одно важное условие. Но мне тут же дали понять, что на острове император не будет нуждаться в мамлюке и если даже я поеду, то должен довольствоваться лишь коридорной службой. Возразив, я сказал, что где бы я ни был, стану выполнять те обязанности, которые выполнял раньше, и что кроме Наполеона я Другого хозяина не признаю и подчиняюсь приказам только дворцового маршала. Разговор принимал все более неприятный оборот, особенно когда в него вмешался один высокопоставленный сановник и безапелляционным тоном заявил, что отныне я принадлежу ему и обязан выполнять его распоряжения. Я сказал, что никогда никому не принадлежал, кроме самого себя, и что даже моя служба у Наполеона была лишь честным, бескорыстным выполнением своих обязанностей. И в заключение я весьма резким тоном произнес:

- Поеду я или нет - зависит только от нас двоих, тем более при таких запутанных обстоятельствах. И я ни с кем не собираюсь делиться своими соображениями.

Я был крайне взволнован - никогда еще я не чувствовал себя таким униженным. Вот почему, когда граф Бертран[20] вызвал меня и со свойственной ему мягкостью и сердечностью спросил о моем решении, я, в другое время решительный и деловой, тут под впечатлением недавнего неприятного разговора смог лишь пробормотать, что хотел бы поехать, но прежде должен переговорить с Его величеством.

Но во всех случаях я до этого известил Александрин, что, возможно, не попрощавшись с ней, поеду на Эльбу, по приезде напишу ей подробно обо всем, и тогда она с детьми приедет ко мне. Разумеется, я обещал ей сделать все возможное, чтобы улучить время и в последний раз заглянуть домой.

Случай поехать домой представился, и я попросил у Его величества разрешения попрощаться с семьей. Наполеон тотчас же разрешил, но был грустен и озабочен, и я не решился заговорить о себе, так что он даже не узнал о тяжелом разговоре во дворце и моих сомнениях.

Рано утром я выехал из дворца и быстро добрался до Парижа. Жена сказала, что послала мне подробное письмо. Как ей ни трудно было расставаться с родителями, она соглашалась в письме с моим решением сопровождать Наполеона и выражала готовность по первому же зову взять детей и поехать на Эльбу. Это же она повторила и при встрече, но посоветовала тем не менее поехать в Фонтенбло и начистоту поговорить с Его величеством. Она чувствовала, что я с моим характером не позволю, чтобы новые хозяева положения помыкали мной и унижали. Я признался Александрин, что не осмеливаюсь беспокоить своими личными вопросами Его величество, нервы которого сейчас крайне напряжены. Поэтому я решаюсь на риск - поехать на Эльбу без предварительных переговоров. А если там меня станут оскорблять, то попрошу местных купцов переправить меня в Италию, откуда я с легкостью возвращусь во Францию. Но Александрин не одобрила этот план, она была уверена, что если я окажусь на Эльбе, уйти оттуда уже не смогу. Я наивно полагал, что никто не сможет заставить меня жить там, где мне не хочется...