Наталия Ильина - Изгнание норманнов из русской истории. Выпуск 1

И выведя затем разговор на варяжских князей Рюрика и его братьев, Миллер подытоживал, что они «имели над новгородцами владение, не по просьбе, но войною», и что такое завоевание дело обычное: новгородцы «часто были под норвежским и датским владением», «силою и военною рукою в подданстве удержаны», норманны жили в Новгородской земле и имели там свои гарнизоны. При этом ученый убеждал, что нет никакого бесчестья русским в том, что еще до учреждения российского государства новгородцы были покорены норманнами, ибо именно от этого подлинная слава происходит фамилии великих князей, царей и императоров, «преидущей от Рюрика», т. к. «его прадеды за много прежде сим лет часть России в своем владении содержали и потому Рурик имел над новгородцами владение». Миллер также утверждал, что своим именем Русь обязана скандинавам: «Новгородские славяне услышав имя россов от финнов, оным всех из северных стран пришельцов нарицали, почему и варяги от славян россиянами названы. А потом и сами славяне будучи под владением варягов имя россиян приняли, подобным почти образом, как галлы франками и британцы агличанами именованы»[29].

Особенное внимание Ломоносова привлек последний тезис Миллера. И, проанализировав источники, он показал его совершенную надуманность, следовательно, принципиальную ущербность норманской теории, изначально лишающую ее всякой основы: «Имени русь в Скандинавии и на северных берегах Варяжского моря нигде не слыхано». Он также отметил и другой ее изъян, столь же принципиального свойства, что «едва можно чуднее что представить, как то, что господин Миллер думает, якобы чухонцы (финны. - В.Ф.) варягам и славянам имя дали»: как это «два народа, славяне и варяги, бросив свои прежние имена, назвались новым, не от них происшедшим, но взятым от чухонцев». И, говоря об исторических примерах перехода имени победителей на побежденных, на которые ссылался Миллер, Ломоносов заключил: «Пример агличан и франков... не в подтверждение его вымысла, но в опровержение служит: ибо там побежденные от победителей имя себе получили. А здесь ни победители от побежденных, ни побежденные от победителей, но все от чухонцев!»[30]. (Действительно, как то демонстрирует мировая история, «имя страны может восходить либо к победителям, либо к побежденным, а никак не к названиям третьей стороны»[31].)

Правомерная критика Ломоносовым норманской теории была проигнорирована шведскими, немецкими, а за ними, естественно, и российскими исследователями. Более того, непреклонная вера в норманство варягов заставляла их постоянно подпитывать эту теорию новыми домыслами и возрождать давно забытые. Так, в 1774 г. швед Ю.Тунманн, констатируя, что шведы никогда не именовали себя русами, выводил из финского названия Швеции Ruotsi форму «русь», уверяя, что шведов восточные славяне стали именовать «русью» посредством финнов, т. к. у славян, отдаленных от моря, были затруднительны отношения со шведами, в связи с чем их настоящее имя не скоро сделалось им известным.

А. Л. Шлецер в «Несторе» вдохнул новую жизнь в другой аргумент шведских авторов XVII в. - в Рослаген, считая, что из этого названия образовались финское «Ruotsi» и славянская «Русь» и что из этого прибрежного округа вышли варяги-русь, давшие славянам свое имя (но при этом он отметил тот факт, который не «замечают» современные норманисты, что летопись различает шведов и руссов). Преподнося свою гипотезу в качестве непреложной истины, Шлецер встал на путь категоричного отрицания исторического бытия черноморской (понтийской) руси, нападавшей на Византию задолго до призвания варягов и их прихода в Киев, многочисленные известия о которой сокрушали норманскую теорию, и отнес ее к «неизвестной орде варваров», не принадлежавшей к русской истории. Н.М. Карамзин своей «Историей государства Российского» закрепил в сознании русского и зарубежного читателя идею Шлецера, что в Швеции «одна приморская область издавна именуется Росскою, Roslagen» и что она была родиной шведской руси. И. Кайданов, в 1829 г. указывая на Рослаген, твердо и с пафосом сказал: «Здесь начало нынешнего государства Российского», ибо это родина отрасли скандинавов - варяго-руссов, «коим отечество наше одолжено и именем своим и главным своим счастием - монархическою властию»[32].

Параллельно с тем в науке, в том числе и среди норманистов, начала нарастать волна несогласия с доводами, которые уже ассоциировались только с именами Тунманна и Шлецера. В 1814 г. ученик последнего, Г. Эверс, указал на очень позднее появление названия Рослаген (а оно стало прилагаться к прибрежной части Упланда Роден лишь к XVI в.), после чего сказал: «И потому ничего не может доставить для объяснения русского имени в 9 столетии». К этим словам он добавил, что «беспримерным и неестественным мне кажется, чтоб завоевывающий народ переменил собственное имя на другое, употребляющееся у соседа, и сообщил сие принятое имя основанному им государству».

Говоря, что Тунманн «придавал великую важность» этимологии, Эверс резонно заметил, что, во-первых, «при исследованиях исторических давно уже признано за правило, что этимология некоторых слов порознь может служить только к подтверждению доказанного положения, а основания истины должны быть гораздо прочнее», во-вторых, «мы видим только сходство звука, но самое величайшее сходство не предохраняет от заблуждения. В самых далеких между собою странах звуки по одному случаю часто бывают разительно сходны», в-третьих, кто-то может «писать историю, которой никогда не бывало, и даже может надеяться из труднейших словопроизводств извлечь величайшую пользу, смотря по своим намерениям»[33].

В 1816 г. немецкий ученый ГФ. Голлман, ведя речь о «натяжках» Шлецера, подчеркнул, что слово Ruotsi «столь не сходно со словом руссы, что на нем никак нельзя основаться». В 1825 г. М.П. Погодин, абсолютно уверенный в том, что варяги-русь - это одно из норманских племен, так же, как и Шлецер, констатировал, что ПВЛ различает шведов и русь, что Рослаген «ничего не доказывает» в пользу шведского происхождения руси и что «в Швеции неизвестно было название руссов»[34].

В 1827-1828 и 1839 гг. Г.А.Розенкампф, отмечая, что берега Упландии в старину именовались Seeland (поморская земля), установил, что слова Ruotsi и Рослаген «не доказывают ни происхождения, ни отечества руссов». Rodslagen (т. е. корабельный стан), продолжал он далее, производно от rodhsi-гребцы, причем буква d в произношении слова Rodslagen «почти не слышна», а затем ее вовсе выпустили, так что оно стало звучать как Roslagen. Розенкампф, обращая внимание, во-первых, на то, что в Упландском своде законов 1296 г. нет понятия Rodslagen, во-вторых, что термин rodhsi употребляется там в смысле профессии, а не в значении имени народа, в-третьих, что в том же значении он используется как в общем Земском уложении середины XIV в., составленном из областных сводов (Ландслаге, и его редакции 1442 г.), так и в уложении 1733 г., заключил: вооруженные упландские гребцы-«ротси» не могли сообщить «свое имя России». В связи с чем, искренне поражался ученый, «еще удивительнее, что Шлецер мог так ошибиться и принимать название