Валентина Григорян - Царские судьбы

Елизавета выбрала принцессу Ангальт-Цербстскую и направила ее матери Иоганне-Елизавете, урожденной Голштейн-Готторпской, очень любезное письмо, пригласив вместе с дочерью посетить русский императорский двор. Зная их материальные трудности, Елизавета выслала десять тысяч рублей на дорожные расходы, сообщив при этом, что их пребывание в Петербурге будет за счет русской казны.

Мать и дочь под чужими именами прибыли в Россию зимой 1744 года. Императрице Елизавете девушка сразу же понравилась: красивая, с темными волосами, сверкающими голубыми глазами и пытливым взглядом. А главное — очень разумна и хорошо воспитана. Девушка бегло говорила по-французски и уже через несколько дней пребывания в России могла произносить несколько предложений по-русски. С помощью учителя Симеона Тодорского она стала учить русский язык и историю православной церкви. Летом Софию окрестили в православную веру и дали ей имя матери императрицы Елизаветы. Отныне она звалась Екатериной Алексеевной, а как только девушке исполнилось шестнадцать лет, ее обвенчали с наследником русского престола.

К племяннику и его жене Елизавета относилась с большим вниманием и заботой, хотя режим будущих царственных персон был строг. Ни Петр, ни Екатерина не смели выезжать из дома, а тем более из города, не спросив на то позволения у матушки-императрицы. Государыня часто одаривала молодую чету, давала им деньги, но сердилась, когда они влезали в долги. Как-то раз она прямо заявила, что «колодец можно наконец вычерпать» и что, когда она была великой княжной, то получала значительно меньше денег и тратила их очень экономно, а главное, не делала долгов, зная, что их за нее никто платить не будет. Однако за своего племянника добрая тетушка платила даже карточные долги, желая сохранить его честь и достоинство. Кроме того, она со всей серьезностью считала, что неисправных должников в будущей жизни ожидает суровое возмездие.

Как только у наследника родился первенец — а это случилось лишь на девятом году супружеской жизни, — Елизавета поместила ребенка в своих покоях и взяла его под свое личное покровительство: заходила к нему по нескольку раз в день и даже ночью подбегала к малышу на каждый его крик, хотя к нему было приставлено множество нянек и мамок. Екатерине она подарила по этому случаю сто тысяч рублей, но позволила увидеть своего сына лишь через сорок дней после рождения. Подходить к ребенку молодой матери разрешалось редко. Так же императрица поступила и при рождении у Екатерины дочери, которую сама, вопреки воле матери, назвала Анной, именем своей давно скончавшейся сестры. Девочка, однако, через год умерла.

К детям у Елизаветы было всегда нежное отношение. Она иногда даже давала балы для детей своих придворных, на которых собиралось не менее пятидесяти мальчиков и девочек. Для них устраивался общий ужин, сама же государыня ужинала вместе с родителями детей.

Во время царствования Анны Иоанновны цесаревна Елизавета, как уже говорилось, имела небольшой двор на окраине Петербурга и сама вела свое хозяйство. Она старалась не делать долгов, хотя и испытывала вечную нужду в деньгах, поскольку средства, получаемые от императрицы, были весьма ограничены. Несмотря на это, дочь Петра, по возможности, помогала бедным родственникам по линии матери, Скавронским: двум сестрам Екатерины I, приходившимся ей тетками, и трем детям своего дяди Карла, рано осиротевшим. Двух своих кузин она воспитывала за свой счет и впоследствии сама выдала их замуж.

Доброе отношение к людям Елизавета переняла от своей матери Екатерины. «Нет добрее и ласковее матушки-государыни», — говорили в народе.

Жила Елизавета в необычном режиме. Как правило, Днем она спала, а ночью бодрствовала, причем даже лежа в постели, старалась отогнать от себя сон. Ненормальный образ жизни императрицы, вероятно, был связан с ее боязнью ночного переворота: свержение Бирона и маленького императора Иоанна не давали ей изжить этот страх. Этим же можно объяснить то, что Елизавета редко спала два дня подряд на одном и том же месте. Ее кровать постоянно переставляли или переносили из одной комнаты в другую. Верным стражем у ее алькова был Василий Чулков, бывший истопник двора цесаревны, произведенный ею после восшествия на престол в камергеры. Он был непоколебимо верен своей императрице и совершенно неподкупен. Каждый вечер он появлялся с матрацем и двумя подушками и проводил ночь на полу у постели Елизаветы — независимо от того, легла она спать или еще нет: верный слуга охранял ложе.

Не любила дочь Петра оставаться подолгу на одном месте, вела «кочевой» образ жизни. Последнее являлось настоящим бедствием — ведь все службы дворца, вплоть до почты и придворной канцелярии, нередко должны были следовать за государыней — Сенат, казначейство и даже иностранная коллегия: тысячи людей на тысячах лошадей… Зрелище бывало потрясающим, блеск процессии не мог не поразить глаз даже привыкшего к роскоши человека. А императрица любила быструю езду — более семисот верст проделывала она всего за двадцать четыре часа, удобно устроившись в своей карете, запряженной двенадцатью лошадьми. Лошади для таких перевозок подвергались особой тренировке. Свою склонность к поездкам Елизавета явно унаследовала от великого отца. Вот только цели путешествий у них были разные. У нее — охота, увеселения, визиты, богомолье, у него — дела, полезные Отечеству.

Царское Село редко видело государыню. Она предпочитала дачи Разумовского в окрестностях Петербурга или под Москвой. Свежий воздух Елизавета любила всегда. Бывало, что и зимой царица жила на одной из полюбившихся ей дач, слушала по вечерам мелодии в исполнении итальянских певцов или хоровое пение деревенских женщин. Летом совершала прогулки верхом, каталась на лодке, собирала своих фрейлин и девушек на лужайке парка, водила с ними хороводы. Утомившись, она приказывала расстелить в тени ковер и ложилась спать. Одна фрейлина должна была отгонять от нее мух, остальные очень тихо сидеть. И не дай Бог, если кто-либо прервет молчание, туфля императрицы, брошенная сильной рукой, больно ударяла виновную по щеке. Для людей, знавших ее характер, это вряд ли было неожиданным. На удивление добрая матушка-государыня проявляла порой жестокость и даже коварство. Резкой смены ее настроений побаивались.

Процарствовала Елизавета Романова двадцать лет. Умная и добрая, но непредсказуемая и своенравная, она была как бы воплощением двух культур: с одной стороны европейские веяния, свежий ветер с Запада, а с другой — русская старина. В Елизавете воплотились набожность и страсть к удовольствиям. Она чтила все обряды православной церкви, строго соблюдала посты при своем дворе, и нередко прямо с бала, продолжавшегося порой до самого утра, ехала в церковь и молилась там два-три часа подряд. В стенах храмов и монастырей Елизавета провела немало времени. В окрестностях Москвы ее особенно привлекала Троице-Сергиева Лавра, ставшая когда-то убежищем для ее юного отца. Но при этом Елизавета, как никто другой из представителей Дома Романовых, любила роскошь, соблюдала версальский этикет и была исключительно неорганизованна. У нее не было определенного часа ни для сна, ни для обеда, ни для ужина. Правда, неделя при дворе была четко распределена: два дня французская комедия, два дня маскарады, — один для придворных, на котором собиралось около ста шестидесяти человек, и один публичный, куда приезжали чиновники, офицеры и другая публика, иногда до восьмисот человек.